Ликвидация

Поярков Алексей Владимирович

– То есть?

– Было такое впечатление, что его забросят на задание, а он уйдет и просто будет грабить. По-моему, ему что Советы, что немцы, что румыны… Рукопашный бой, стрельба - это да. А на ключе, скажем, работал плохо. Криптографией не интересовался. Словом, ненадежный…

– С кем из курсантов общался Чекан?

– Да особо ни с кем. У нас так была построена система, что мы не общались особо… Комнаты отдельные. В основном индивидуальные занятия.

– И все-таки?
– усмехнулся Чусов.

– Н-нет, ни с кем… Он такой…

Гоцман

взглядом попросил у Чусова разрешения задать вопрос.

– А кличка Академик вам не попадалась?…

Рогонь на минуту задумался.

– Был один курсант, - после паузы медленно произнес он.
– Жил не на территории школы. Появлялся изредка. Перед этим нас всегда загоняли в казармы. Ходили слухи, что это особо секретный агент. В лицо его никто не видел… Однажды я задержался в классе подрывного дела. Мне приказали отвернуться. За окном проходил начальник школы и сказал кому-то: «Akademik, du gehst ein ernsthaftes Risiko ein…»

Гоцман быстро взглянул на Чусова.

– «Академик, ты сильно рискуешь», - перевел тот.

– И все?

– Все, - пожал плечами заключенный.
– Нас учили запоминать, и я запомнил…

– Ну, хорошо, вернемся к Чекану, - вздохнул Гоцман, откладывая досье.
– Были у него какие-нибудь привычки? Ну, там марки он собирал? Играл на гитаре?…

Снова повисла пауза, на сей раз долгая. Семчук даже вопросительно взглянул на Гоцмана, но тот коротко помотал головой - не мешайте, пусть вспоминает.

– Про марки не знаю, - наконец произнес Рогонь, - а вот когда Советы… ну, когда вы входили в Одессу, мы бежали с ним по улице. На углу была кондитерская разбитая… И Чекан вдруг побежал к ней. Тут пулемет ручной ударил… Он упал. Смотрю, снова собирается бежать. Я кричу - с ума сошел, ложись! А он - мне пирожные нужны!…

Бывший лейтенант неожиданно засмеялся своему воспоминанию, и Гоцман увидел, что передние зубы у него выбиты.

– Чай без сахара пил, - договорил Рогонь.
– Очень крепкий, кстати… А тут пирожные!… Три раза падал, но добежал…

Когда Рогоня увели, Давид, сам не зная зачем, спросил у Семчука:

– Шо с ним дальше будет?…

– К сожалению, ничего страшного, - сумрачно ответил майор, принимая у Гоцмана папку и пряча ее обратно в сейф.
– Согласно распоряжению министра внутренних дел от двадцать второго-первого-сорок шестого поедет в северные районы страны на положении спецпереселенца… А я бы таких стрелял на месте, без суда и следствия. Он, вы же видели, идейный… И с Советской властью не примирится уже никогда. А мы эту сволочь кормим и поим за счет тех, кто сейчас голодает…

Чуть слышно, но музыкально звякнул маленький колокольчик, сохранившийся с допотопных времен над дверью крошечной одесской кондитерской на окраине. Не до сластей сейчас было, летом голодного сорок шестого. Какие там сласти, если кило хлеба в коммерческом- пятнадцать рублей!… Покупал их только тот, кто мог себе позволить такую роскошь. Но, видать, у гвардии

капитана, бережно прижимавшего к груди красивую коробку с пирожными, деньги имелись. И кто бы его за это осудил?… Воевал капитан, судя по его боевому виду и залихватски подкрученным усам, наверняка храбро, был ранен - об этом говорило то, что правую руку он держал немного на отлете, - и имел теперь полное право покупать пирожные для своей обаятельной дамы. Так думала торговка семечками, сидевшая со своим товаром неподалеку от кондитерской. Клиентуры, кстати, у нее было куда больше…

Следившие за кондитерской оперативники Саня и Тишак двинулись было следом за капитаном. Их обогнали двое мужчин в поношенных гимнастерках, похожих друг на друга, как близнецы. Похожесть их состояла в том, что при всем желании запомнить лица было невозможно - настолько они были обыкновенны. Разве у того, что повыше, брови были густые, щеткой.

– Сами, - тихо бросил Семчук, обгоняя милиционеров.
– Ваше дело сторона…

Тишак и Саня растерянно потоптались напротив кондитерской, выполняя приказ майора. Контрразведчики свернули в переулок вслед за Чеканом.

– Ты хоть семечек купи, - буркнул Сане, прикуривая, Тишак.
– Займи руки…

Саня чуть было не ответил «есть» - ведь он был по званию младший лейтенант, а Тишак - лейтенант, - но вовремя спохватился.

– Мне стаканчик.

– В кулек или в карманчик?

– В карманчик…

– Пять.

Саня протянул продавщице пятак и оттопырил карман. Торговка, зачерпнув стаканом семечки, сосредоточенно начала их всыпать.

В этот момент из дверей кондитерской вынырнул пацан-поваренок. Лицо его было озабоченным. Зыркнув глазами туда-сюда, поваренок свернул за угол и ссыпался в неизвестном направлении.

– Ходу!… - Тишак кинул на землю папиросу и обернулся к Сане: - Ну!…

Саня рванулся из рук торговки, семечки вместо кармана посыпались на булыжник-Пацан явно знал, куда бежать. Рвал вперед не оглядываясь, только пятки сверкали. Тишак с Саней, сопя, мчались за ним. Мелькали голубятни, покосившиеся сараи, сохнущее белье…

Внезапно поваренок сбавил шаг и кинулся куда-то вбок, вдоль серой облупленной стены. Исчез в темной арке. Тишак, задыхаясь от быстрого бега, выхватил из кармана пистолет, щелкнул предохранителем… Саня, следуя его примеру, тоже взял оружие на изготовку. Как-никак связной Чекана - это тебе не шутка.

Затаив дыхание, оба осторожно заглянули в арку. И увидели, как пацан, на ходу сдергивая портки, ныряет в покосившуюся будку сортира и захлопывает за собой щелястую дощатую дверь…

А капитан, бережно прижимая к груди коробку с пирожными, шел себе по тихой, ничем не примечательной одесской улице. Она пустовала, и лишь на значительном расстоянии за капитаном следовали двое мужичков в поношенных гимнастерках без погон, со смехом болтавших между собой, да проехала цистерна-полуторка, распространяя сильный запах керосина…