Лишь тень
Шрифт:
«Лишение человека памяти, так ли оно необратимо воздействует на личность? Неужели стоит запихнуть под череп пару-тройку чужих мыслишек, как он тотчас изменится, станет другим, не тем, чем прежде? Эксперимент».
Я обхватил голову руками в бесполезном жесте защититься от вползающих мне под череп то ли ещё мыслей, то ли уже приказов, пусть не оформленных, но которым уже так сложно не подчиниться. Напрягись… Если постараться, ещё можно различить свои собственные мысли…
«Я полагаю, его стоит продолжить, несмотря на сильное сопротивление одной из сторон. Слишком велика, в данном случае, цена неудачи,
В этот миг он обратил, наконец, на меня внимание, и тогда я побежал оттуда прочь, подстёгиваемый его запоздалым раскаянием, когда он сообразил, под каким прессом я очутился в ту минуту.
«Как бы не забыть… рассказать всё Мари… она же так и не поняла, кто такой он на самом деле, он не позволил себе раскрыть ей истинные свои замыслы, а она…»
Что должен чувствовать человек, в голове которого вдруг народился болезненный сквознячок, вымывающий из неё то, что ты только что пережил, мысли, чувства, желания и страхи? Ты словно возвращаешься в самое детство, когда там, внутри, ещё нету стольких забот, когда воспоминания действительно не играют никакой роли, и стоит положить в рот карамель, как сразу же всё забывается.
Навсегда.
Нужно всё это забыть… так нельзя жить, когда воспоминания начинают заглушать твоё собственное «я».
Теперь у тебя нет выхода. Или медленно сходить с ума, но продолжать бороться за те идеалы, которые ты нажил, или бросить всё, и бессмысленной грудой протоплазмы лечь в такую же гибернационную камеру, каких тут полно вокруг. Стать ещё одним новорождённым, пустым листом бумаги в обшарпанной рамке, призванной напомнить грядущему, что прошлое не исчезло вместе со мной, оно осталось в делах моих. А их, к сожалению, не изжить, не исправить.
Но как…
[обрыв]
Что же касается моих недельных исчезновений, то такое действительно случилось с тех пор всего один раз, а именно три дня спустя после предыдущих описанных мною событий.
Мой блокнот, навсегда перекочевавший во внутренний карман куртки, покрывался маленькими крестиками, ряд за рядом. Время текло, как песок меж пальцев.
[здесь присутствует несколько листков, написанных той же рукой в другое время и вложенных, по-видимому, позже; почерк нетвёрд, прерывист, стремителен, будто автор этих строк очень спешил]
Ценность именно этой записи невероятна. Сейчас, когда сознание в ужасе замирает на той самой грани, после которой лишь мрак небытия, когда цепляешься из последних сил за те крохи, что ещё хоть как-то оправдывают твоё собственное существование, тебе остаётся лишь уповать на эти несчастные обрывки бумаги, быть может, впитывающие вместе с чернилами саму твою жизнь. И так уж нечаянно случилось, что именно эта запись, воспроизведённая моей слабеющей рукой, лишь каким-то чудом удержавшаяся до сих пор в моей памяти в неизменном виде, содержит то, что я так безуспешно пытался осмыслить все эти годы. Что стоило мне сразу осознать, вырвать правду из океана вдруг обрушившейся на меня бессмысленной и бездушной информации?! Ничего не стоило… только вот, вполне может быть, — не в моих это было силах. А так, лежи листок… дожидайся своего часа, быть может, ты ещё придешь на выручку кому-нибудь другому, тогда как мне ничего уже не поможет. Меня ждёт мой Полёт. Настоящий.
Читайте, внимайте и… не судите. Ни меня, ни его.
«…четвёртая планета. Хвала свету, ты не покинул своих заблудших детей в погибельный их час. Двадцать восьмой перелёт «Поллукса» был пройден согласно расчётам, ровно за три стандартных года по бортовому времени, и я, его третий Действительный Пилот, в свои семьдесят два года приступил сегодня к стандартной последовательности Проверки. Чётко осознавая, что это будет последняя моя возможность выступить в подобной роли, я, тем не менее, всё ещё на что-то надеялся. Нет, конечно, конструкции и материалы «Поллукса» были способны нести жизнь на своём борту ещё долгие сотни световых лет, однако я был вовсе не так совершенен, как мой корабль. Я устал.
Быть может, именно это и не дало мне сойти с ума, когда я увидел первые поступившие ко мне данные с терминалов центрального пульта. Четвёртая планета… твердь, на которой человек мог жить без дополнительных устройств жизнеобеспечения, где довольно было лучей местного светила, даже мыслить о котором я уже позабыл. На которой ранней осенью могли идти тёплые дожди, сияли лазурью чистейшего льда полярные шапки… на которой мы могли завершить предначертанный нам поколениями наших предков Полёт.
Это не было бредом моего воспалённого воображения. Это было правдой. Неисследованная планета нужного типа. Настолько близкая к стандартам, давным-давно заложенным в память моих терминалов, что ряды девяток, выстроившихся после нуля с запятой в окошке предварительной оценки, зарябили в моих глазах.
Идеал. Одно слово.
О таком я не смел мечтать даже в пору своей юности. Я был в душе согласен на мерзости миров с индексами порядка ноль-девяти, я был бы доволен даже бесконечными опасностями жизни на дне полностью затопленной собственными океанами Миры-8, но ответственность за жизнь личного состава Исследовательской Миссии «Поллукса» не давала мне на это права. Я не мог вот так, единственно ради удовлетворения своих подступающих к горлу чувств, перечеркнуть надежды других. Они летели Исследовать мир, который смог бы заменить им тот, на котором они родились. И я, как Пилот, был обязан положить свою жизнь на то, чтобы это их желание исполнить.
Четвёртая планета стала моим счастьем, моей радостью, моим благословением.
Расчёт оптимального курса ухода от облака хаотично движущихся астероидных тел заняло бесконечных две недели. Ещё сколько-то там на коррекцию, затем торможение, выход на орбиту. Что это по сравнению с вечностью, которая уже лежала за моими плечами? Лишь миг, исполненный наслаждения созерцанием той красоты, что привычно отбрасывала тень в черноту космоса за бортом, постепенно приближаясь, заполняя собой не только экран внешнего обзора, но и самого меня. Полностью, без остатка, я уже был влюблён в этот мир».
«Любопытно было другое… или это воздух здесь был настолько отличен от газовой смеси, которую производили в необходимых масштабах системы жизнеобеспечения «Поллукса», или даже не знаю, что и подумать. Я просто не мог подозревать, какое это восхитительное чувство — дышать настоящим воздухом, напоённым ароматами деревьев и трав, щекочущим твои щёки лёгким ветерком. Как же много всего так и прошло бы мимо меня, если бы не пролёг наш путь поблизости отсюда! Я готов целовать странную в своей восхитительной неровности почву под ногами. Я пока один, но насколько я уже не одинок!