Лоцман кембрийского моря
Шрифт:
«Скажи, паря, может, ты убил десять человек?»
«Граждане, я польщен».
«Посмотрим, что он напишет?»
Я подал заготовленное письмо. Прочли, переглянулись.
«Чепуха какая-то, бред».
Пилот особенно злился из-за жары и духоты. Оба летчика разделись до трусов.
«Это не озеро, а кастрюля с кипятком».
«Повезем дальше».
«Но я же говорю: согласно билету!»
Но эти слова они не удостоили внимания. Делать нечего, предъявил документ, выправленный в Якутске во время нашей довольно продолжительной стоянки. «Прошу не оскорблять», — сказал
Ох и обругали они меня.
«Проклятье! — зарычал пилот. — Еще отвечать придется за несчастного зайца!»
«Но он уже не заяц, и мы не зайцевозы, — сказал помощник. — Ай да Сеня! Расстаемся друзьями!»
Но пилот спохватился:
«Ни черта не стоит твой билет. От Иркутска до Усть-Кута — это не по территории республики, и ты все равно заяц».
Но тут пилот сам вступился:
«Так-то так, а придется оставить здесь… Хотя билета у тебя нет. По этой бумаге ты должен был выправить в Якутском агентстве билет на наш рейс. Ну, черт с тобой. Бумагу твою отберем у тебя».
Не жалко, в Якутске другую сделают… если выберусь отсюда.
«Жара ударила тебе в голову, паренек, — сказал помощник. — Я бы не рискнул пожизненным заключением ради твоей идейки».
«А вы ради какой идейки залетели в эту трущобу?»
«Мы, брат, кукушечники. В гражданскую летали на гробах».
Я вижу, стали меня уважать. Говорю им:
«Если меня не подстрелят из этих детских игрушек, тогда вы сможете ночевать. У меня здесь блат. И если мне посчастливит в эту же ночь — возьмете меня с собой».
«Это справедливо, как в кукушку, — сказал пилот. — Но только ночевать мы здесь не будем, из-за жары и влажности, вредно для машины».
«Надо выяснить причину», — сказал помощник.
Помощник открыл дверцу, в самолет ворвался аж пар и влетела длинная деревянная стрела с белым опереньем и крики:
«Антихрист прилетел!»
«Матушка, Горяче-озеро, погуби! Живую свари!»
«Русские люди, бей антихристову птицу!»
Гуси, лебеди, собаки, дети, женщины гоготали, лаяли, плакали, причитали. И еще девочка кричала все время: «Это какая страсть!»
«А крылья не складыва-т! — кричал малец. — Дверца под крылом!»
«Человек в пузе у ей!..»
«Это какая страсть!» Девочка закричала мне изо всей силы: «Дяденька, не прыгай, сварисься!»
«Зачем ревешь? Антихрист тебе дяденька. Пускай сварился бы».
«А может, не антихрист?» — пожалела девочка.
«А кто же?»
«А сам царь!.. Вишь, ладный!»
«Дура Маруська, царя-то нету больше, дяденька Миколай сказывал».
«Гляньте, гляньте, братцы!»
Из птичьего пуза спустили ведерко на веревке, зачерпнули, подняли и скоро выплеснули остатки.
«Нахлебался, видно!»
«Ой, владычица!..»
Великая птица заревела гласом великим, в мегафон:
«Товарищи, уберите собак!»
Никто и не подумал убирать собак, все ошалели, услышав необыкновенный голос, да еще «товарищи» — от антихриста. Птица изрыгнула
А тогда в дверце показался им одетый по-ангельски — во все белое.
«Сестрицы, шепеткой!» — закричала та же девочка Маруся. Это значит — безумный.
Я вышел на крыло, перемахнул через воду у берега, яко сам воскрылил, — и сразу повернулся спиной к поселку, лицом к самолету. Птица же, вещая, возгласила громко:
«Русские люди, не стреляйте в спину, подходите смело!»
Но подошли одни мальчишки и девчонки и смелая Маруся, одна она постарше. Окружили меня на безопасном расстоянии. Белый ангел протянул им руки и стал отступать спиной к поселку, и дети за мной. Самые маленькие пленились моим светлым обличьем и захотели узнать, отчего оно такое белое. Я обнял детей, повернулся к поселку лицом и пошел со всей гурьбой. Тут и Маруся подбежала и положила руку на плечо мне.
— Я вижу, Маруся заинтересовала вас, — сказала Лидия.
— А теперь скажите нам, — попросила мелодичным и коварным голоском Елизавета Пименовна, — сколько в этом сказки и сколько вашей фантазии?..
Сеня улыбнулся. Савва пылко прошептал, удерживая голос:
— Взаболь, как есть!
Лидия вступилась за своих друзей:
— Мама, неужели ты не можешь поверить?
— Елизавета Пименовна, у вас такой молодой голос, — сказал Сеня, — неужели вам не мечтается о сказке?
— Я люблю сказки, но не мечтаю, конечно! — Елизавета Пименовна смеялась.
— Ах, любите, — значит, мечтаете!
Начальник Главзолота безмолвно и не глядя слушал гневную речь Зырянова. По правую руку от начальника сидел Меншиков и слушал с неподдельным наслаждением.
— Все? — спросил начальник и, как будто он не слышал ни слова из речи Зырянова, сказал безучастным, металлическим голосом: — Вы покинули работы на Полной, чтобы преследовать начальника экспедиции. Товарищ Меншиков спешил доставить в Москву старшего инженера экспедиции с образцом найденного ею драгоценного газа. Вы же под влиянием гнусной ревности, особенно недопустимой для коммуниста, сорвали миллионное предприятие, порученное вам. Вы будете отданы под суд.
Василий вскочил и сел. Овладев голосом, он сказал:
— Можно спросить у Цветаевой, как было дело.
— Лидия Максимовна уехала в Среднюю Азию, — сказал Меншиков. — Но будьте уверены, она даст свои свидетельские показания, которые подтвердят, что вы ее преследовали.
Василий вышел из кабинета. Горела голова. Он поднялся на пригорок Новой площади и очутился в коридорах здания ЦК партии прежде, чем подумал о своих намерениях.
Начальник Промышленного отдела пожал ему руку и удивленно задержал. Рука была очень горячая. Начальник внимательно смотрел на Зырянова и слушал его рассказ, но только до половины. Он попросил Зырянова повременить и вызвал стенографистку. Василий повторил свой рассказ, и стенографистка записала. В это время в кабинет вошел врач и дал Зырянову термометр.