Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ершел

Мнимая сдержанность рухнула, шквал эмоций вышвырнул молодого бога из сознания отца. Напускное самообладание исчезло, словно его и не было — такого просто не могло быть! Это не его прошлое! Комната Ванахейма закружилась, обретая естественные очертания. Локи вырвал ладонь, сделал резкий шаг назад и чуть не споткнулся, запутавшись в собственных ногах.

— Это моя мать? Нет! Ты лжешь! — Царевич судорожно втянул ртом воздух, ощущая, как кружится голова — то ли от недостатка кислорода, то ли от рухнувших надежд. Так хорошо закончившийся вчерашний день притупил его бдительность, и вот теперь, сразу после пробуждения, на него свалилось такое знание. Потеряв и физическое, и душевное равновесие, он пытался

уцепиться за самое простое и верное чувство, столько раз выручавшее его в последнее время. Ему было, на что злиться — усыпив бдительность, убедив, что все хорошо, отец снова начал свою игру, даже не дав толком проснуться, да еще и нанес бесчестный удар. Черноволосая зеленоглазая женщина из мира мечты бросила на сына последний печальный взгляд и исчезла, будто её и не было.

— Она совсем на меня не похожа! — захлебываясь пришедшими на ум догадками о планах Одина, Локи раскашлялся, забывая о том, что кричать в таком воздухе ему нельзя.

— Сыновья обычно похожи на отцов, а не на матерей. Тор похож на меня, ты — на Лафея. — Один усмехнулся про себя, отмечая, с какой яростью смотрит на него чуть ли не пополам сложившийся в своем необдуманном порыве полукровка. Задыхаясь, Локи схватился за прикроватную тумбочку — лампа едва устояла, а вот конфекты посыпались на пол. Один из них отлетел прямо к ногам Всеотца. Он нагнулся, поднял — с этикета на него смотрел Лафей. Какое совпадение! На вкус бывший правитель ётунов был очень хорош. Как и его сын.

— Я похож на Лафея… — послышался тихий потрясенный шепот. Локи, наконец, справился с голосом и больше не делал попыток говорить громко. Однако и тихий шепот ему тоже не поможет. Не в этот раз.

— Кем была моя мать? Как оказалась в Ётунхейме? — Локи бы еще что-нибудь спросил, но голос подвел его, заставляя умолкнуть. Один же не спешил отвечать, раздразнивая и без того неуемное любопытство и доводя жертву до исступления. В этом слабость юного полубога — его вопросы и действия слишком легко предугадать. А ответами слишком легко поставить в тупик.

— В прошлые века ледяные гиганты часто покидали свой мир холода и нападали на соседей. Убивали мужчин, захватывали в плен женщин. — Сложно было придумать более общие и банальные фразы. Локи жаждал совсем другого, он хотел подробностей, шокирующих откровений и признаний, но правды он не получит. Ётуны — силы тьмы, асы — силы света, и никто, особенно его собственные дети, не должен в этом сомневаться.

— Почему же асгардцы не отбивали своих женщин? — Царевич с каким-то странным тоскливым выражением посмотрел на отца. Он явно жалел, что принял протянутую ладонь. Образ матери — настоящий, а не тот, столь желанный, — теперь будет частым гостем его ночных кошмаров. Любопытство — очень удобный порок. Особенно, если его умело подогревать.

— Асгард тогда еще не был защитником мира во всех девяти мирах. — Один ограничился еще одной банальностью, которая должна была окончательно разъярить полукровку. — Ты это прекрасно знаешь. Мы не были готовы к разрушительной войне.

Локи замолк на мгновение, обдумывая сказанное. Царь же не собирался поддерживать разговор: либо любопытство победит, и сын продолжит болезненные расспросы; либо благоразумие и осторожность заставят его вернуться к подарку Фригг. Любой исход будет на руку отцу богов и людей.

— Ты говоришь, она была пленницей, но ведь она стала царицей! — Любопытство таки победило. Бравый полководец не замечал расставленных ловушек и попадался в один капкан за другим.

— Для Асгарда никогда не имело значения, кто царица Ётунхейма и как она взошла на престол. — Показное безразличие вкупе с окончанием дождя и установившейся нестерпимой жарой еще более усугубляли смятение в душе Локи — Один это прекрасно знал и не гнушался никакими методами.

—

А ее сыновья? Полукровки, как и я. Ты ведь знал их, не так ли? — Вопросы сыпались один за другим и не требовали ответа. — Ты мог понять, что их мать — асинья. Почему же не понял? Или не захотел понять и возвращать ее в Асгард? — Локи с таким жаром выдавал свои очередные тайны! Значит, не только о матери, но и о братьях ему рассказывали. Узнать бы еще, кто именно из сотен поселенцев.

— В отличие от тебя, они были обычного для великанов роста, — Всеотец смерил безмерно дерзкого мальчишку уничижительным взглядом. — Никому в голову не приходило сомневаться в их происхождении, а их облик изменялся только от прикосновения к асам. Но у асов не было причин прикасаться к ётунам, поэтому никто не знал, что они полукровки.

Локи собрался было возразить, но вовремя прикусил язык. Нельзя сорваться и все испортить собственной вспыльчивостью. Воздух с трудом проходил в легкие, несмотря на размеренное дыхание, нестерпимая жара придавливала к полу, а пот застилал глаза. Думать о чем-то, кроме физической муки, становилось все сложнее, но он и не через такое проходил. Отец видел сыновей Лафея, но при каких обстоятельствах? Ивар говорил, что старшей царевне было меньше тысячи зим во время последней войны. Она была ребенком, значит, её братья тоже. Но тогда как?.. Если только не… Конечно, как он мог не догадаться — переговоры! Ему и самому с ранних зим приходилось присутствовать на важных переговорах, часами стоять подле кресла отца и слушать слабо понятные взрослые речи о политике и мире во всех девяти мирах, которого часто достигали совсем не мирными способами.

— Значит, ты их видел, — Локи, почувствовав прилив сил, продолжил допрос — даже жара чуть отступила, позволив сосредоточиться. — Неужели Лафей, как и ты, позволял сыновьям следовать за собой?

— Нет, — покачал головой Один. — Они сами принимали решения, занимались политикой и погибли как полководцы во время войны.

Локи едва сдержал вздох удивления и разочарования. Погибли как полководцы? Значит, им точно было полторы тысячи, если не больше. Отец играет с ним, словно кошка с мышкой, выдает правду урывками, не дает посмотреть картину целиком. Но ничего, в этот раз ему есть, что сказать.

— Сыновья Лафея вели армии, а что ты доверил своему наследнику? — Локи ехидно усмехнулся, предвкушая победу. Отцу нечего будет возразить на эту череду обвинений. — Ты отправил его в мир смертных забрать меня, но даже не доверил ему в подчинение ни единого солдата. Ты дал ему только речь, и ты думал, что я брошу все, к чему стремился? «Все скорбели», «вернись домой», «наш отец» — ты надеялся, что я не узнаю твоего слога?! Ты считаешь своего родного сына столь жалким ничтожеством, что не допускаешь его не только до трона, но и до армии? — Локи вложил в непомерно дерзкие слова все свое актерское мастерство. Он знал, что в этот раз попал в цель, и был уверен, что выиграет очередную словесную баталию. Однако отец не соизволил ответить. Смерив Локи еще одним презрительным взглядом, он заговорил совсем о другом:

— А ты спрашиваешь о своей родной семье так, будто у тебя был выбор, стать царевичем Асгарда или Ётунхейма. Ты извращаешь собственное прошлое. У тебя не было выбора. Ни тогда, ни на протяжении всей дальнейшей жизни. Твой путь определял я. Я пощадил страдающего ребенка, ввел его в семью. А как ты думаешь, я должен был поступить? Оставить брошенное собственными родителями дитя? Или казнить невинного, избавив его от мучений? А ведь мне предлагали так поступить. — Один смотрел все также скучающе-безразлично, но Локи знал, что это лишь маска. Отцу нечего возразить насчет Тора, а значит, он победил. Один сам бросился в расставленную ловушку — его сейчас очень легко уличить в неискренности. Роковая ошибка.