Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ершел

— Только не замерзни. Зима ведь, еще простынешь и попадешь к Эйр. Изучишь нашу медицину на себе, — хохотнул Тор и пошел в противоположную сторону. Едва он скрылся за поворотом, как Беннер бросился обратно в залу. Локи лежал на лавке, безвольно свесив руку почти до пола. С бешено колотящимся сердцем Брюс подошел ближе, разглядывая спящего бога. Не притворяется ли? Беннер прислушался к ровному дыханию, потрогал свисающую руку и, совсем осмелев, убрал с лица растрепавшиеся волосы. Локи крепко спал и не чувствовал прикосновений. Второго такого шанса могло не представиться, поэтому Брюс решил рискнуть. Осторожно закатав рукав камзола Локи, он достал из кармана набор для взятия анализа крови, распечатал иглу и ввел ее в вену. Принц даже не пошевелился. Брюс, затаив дыхание, присоединил к игле пластиковую пробирку, в которую стала набираться кровь. Осталось совсем чуть-чуть, но… Именно

в этот момент с грохотом открылась дверь. Беннер вздрогнул и дернулся — пробирка упала на пол.

— Брюс! — громыхнул Тор. — Что ты делаешь? Отойди от моего брата!

Бог грома мог этого и не говорить: Беннер и так отпрыгнул в сторону. И вовремя — Локи проснулся и сел, осоловело оглядываясь вокруг. Увидел струйку крови на своей руке и иглу, оставшуюся торчать в вене. Скривившись, он выдернул ее и отбросил в сторону. Потом резко встал и, потеряв равновесие, чуть не упал. Тор подхватил его и повел к выходу, смерив Брюса таким взглядом, что тот сделал еще пару шагов назад.

— Ты мой гость, но ты перешел черту, — сказал Тор таким тоном, какого Брюс никогда от него не слышал. Он пробормотал невнятные извинения, но Тор ничего не ответил и увел брата. Когда за ними закрылась дверь, ученый трясущимися руками поднял с пола закатившуюся под лавку пробирку с кровью и сунул ее в карман. Немного, конечно, но вполне хватит для исследований. Если пробирку не отберут. Брюс огляделся: ни одного слуги или раба — он так и не разобрался, кто именно прислуживал во дворце — повезло или они скрываются и наблюдают из-за закрытых дверей? Брюс сжал пробирку в кармане и беспрепятственно добрался до своей комнаты: никто не остановил его и ни о чем не спросил.

На следующий день он попытался объясниться с Тором, но получил в ответ только дружескую улыбку:

— Ты был пьян, я был пьян, Локи был пьян — все мы хороши. Но не делай так больше, ладно? Не я, так другие будут презирать тебя, ведь нападать исподтишка на спящего — недостойно воина.

Брюс заверил Тора, что подобное больше не повторится, хотя ему дико было слышать о том, что он, оказывается, напал на Локи. Сам младший принц делал вид, будто ничего не произошло, и продолжал избегать земных гостей. Брюс на время отстал от своей невольной жертвы и сосредоточился на Асгарде. Он гостил в чужом мире всего ничего, но готов был предсказать скорый закат когда-то могущественной цивилизации. По крайней мере, та картина, которую он наблюдал, не внушала оптимизма. Почему до сих пор не вымерли все искусства, если для мужчины не зазорно заниматься только крестьянским трудом или военным делом, а почти единственное занятие женщины, кроме непосредственных обязанностей — это учеба на врача? У асов скоро останется только воинское искусство, которое Беннер и искусством-то не считал. Друзья Тора несколько раз вызывали его на ристалище: раз он «Мститель», раз он доблестный воин, о котором столько рассказывал Тор, то должен показать свою доблесть.

— Я не сражаюсь, — ответил он, не приняв меча. — Сражается другой, большой парень, в которого я превращаюсь, когда плохо себя контролирую. Меч ему точно не понадобится.

— О, так ты оборотень! — воскликнул кто-то из друзей Тора. — Ну давай же, мы просто обязаны увидеть твою вторую сущность. Давай же, покажи! Ты и правда способен на превращение? Да быть не может! Ты же не из Етунхейма или Муспельхейма! Всего лишь человек. И вдруг оборотень!

Беннеру едва удалось отбиться и то только с помощью Тора, который убедил друзей, что драться с Халком — очень плохая и разрушительная затея. Причем Беннеру показалось, что после нескольких отказов местные мужчины стали смотреть на него с жалостью, а женщины и вовсе не замечать.

— В Асгарде ценится воинское искусство, — объяснял Тор. — Посмотри, до каких вершин оно дошло.

И Беннер покорно смотрел учебные бои на мечах, но не видел в них ничего особенного. Школы фехтования на Земле показывали гораздо более красивые и интересные трюки. В Асгарде царствовала грубая сила, а представления о построении не шли ни в какое сравнение с теми же римскими легионами, про которые Брюс в свое время много читал. Армией Асгарда командовал лично Тор, тренировал Гринольв, прославленный воин, но Беннера увиденное не восхищало. Блистательные на первый взгляд, уже на второй боги оказались ничтожной кучкой людей, которых победили бы многие народы до рождения Христа. Римские, греческие, египетские, китайские армии смели бы орду асов за несколько часов. Да, боги сверкали золотыми доспехами, золотыми щитами, но золото — мягкий металл, кому нужна такая защита?

Вот тренировки боевых магов произвели впечатление, но

магов было мало, боевых — еще меньше, не они решали исход битвы, хотя, если бы Брюс был королем или главнокомандующим, он бы оставил в армии только боевых магов, а простых воинов отправил бы работать на «мануфактуры». Несмотря на то, что Фенсалир считался женским чертогом, мужскую работу в нем выполняли мужчины, но павильоны с мужскими работами были вынесены за черту болот, чтобы оправдать название «женский чертог». Причем всеми мужскими работами — кузнечным, гончарным, столярным делом, кораблестроением и вырезанием рун — тоже распоряжалась Фригг.

Настоящим женским чертогом был Вингольф, построенный на случай, если когда-нибудь переполнится Вальгалла. А пока она и не думала переполняться, чертог облюбовали женщины, устроили женское святилище с целительной купальней, которой руководила Фригг вместе с доктором Эйр. Пожалуй, королева была единственным жителем дворца, чью работу Беннер постоянно наблюдал. Чем занимались все остальные высокопоставленные асы, в том числе принцы, — он так и не разобрался. А когда высказал свои сомнения Тору, тот только руками развел:

— Ну что поделаешь. Зимняя половина года же!

Беркана проклинала себя за то, что уехала из поселения, не взяв с собой книгу человеческих мифов, схожих с мифами народа Алькеро. Мидгардские гости — Джейн и Брюс — оказались не воинами, а учеными, и должны были знать о мифах. Правда, пока они обнаруживали незнание даже имен своих родителей. Ни Одину при всем собрании, ни впоследствии Тору, ни ей самой не удалось добиться от Джейн или Брюса имен их отцов. Они называли только родовые имена, переходящие из поколения в поколение, которыми пользовались в Мидгарде. Еще одна человеческая странность.

Беркана осталась во дворце даже после провала исследований частиц: очень уж ей хотелось посмотреть на могучую избранницу бога грома, — и как же она разочаровалась, когда увидела низенькую тощую русоволосую женщину с блеклыми чертами лица, совершенно неподобающей внешностью а, главное, возрастом. Одинсдоттир была уверена, что избраннице Тора нет и тысячи зим, а она оказалась сильно старше, причем ни мужа, ни детей у нее нет и не было, потому что она жила работой. Беркана не решилась бы расспросить ее о жизни, но помог Хагалар: благодаря его красноречию, Дочь Одина узнала подробности о детстве и юности гостьи. Подробности настолько расходились с представлениями Берканы о жизни вообще и о женской доли в частности, что она не знала, что и думать. Джейн потратила на учебу больше двадцати человеческих зим. Это составляло почти полторы тысячи асгардских зим и примерно половину жизни аса. Все свои молодые годы, когда кровь кипит, когда стоит искать мужа и заниматься детьми, она училась, чтобы стать инженером. По крайней мере, Беркана поняла так, что «астрофизики» и «инженеры», в которых сейчас так сильно нуждалось поселение — понятия близкие. И все эти жертвы приносились жажде славы и тщеславию, которое заключалось не в битвах, не в рачительном ведении хозяйства и даже не в ремесле, а в создании Радужного Моста — того самого, из-за которого мастера и логисты предрекали скорое завоевание мира богов отсталым человечеством, жаждущем, как в былые времена, золота. Причем Джейн занималась мостом до того, как узнала о существовании Асгарда. Беркана уверилась в то, что у астрофизика есть дар предвидения, зачатки магии, просто она не пользуется ими и не развивает. Зачатки магии объясняли, почему к ней так тянуло Хагалара. Он в открытую увивался вокруг земной женщины и чуть ли не предлагал ей любовную связь. По крайней мере, уединялся с ней в своих покоях, отослав слуг и рабов. Беркана ревновала, почти как в детстве, когда Вождь таскал на руках маленьких царевичей, а вовсе не ее. Она следила за ним и его избранницей, пыталась поговорить про земную магию, как-то спросила, делала ли Джейн во время обучения магические чернила из копоти, ладана и сладкого вина или белоснежную ртуть из ртути, белого мрамора и яичной скорлупы.

— Что? — рассмеялась в ответ землянка. — Это же алхимия, лженаука наших далеких предков. Ее несостоятельность доказали еще врачи-минералоги веке в шестнадцатом. Потом, правда, было много лжеучений, вроде теории флагестона, но их тоже опровергли.

— А что это за теория? — заинтересовалась Беркана, но получила такой страшный ответ, что не поняла ни слова, кроме того, что эта теория не имеет под собой никакой основы и как-то связана с кислородом и азотом воздуха.

— Однако трансмутация все же существует, но происходит из-за ядерного распада или ядерных реакций, — утешила Джейн поникшую Беркану. — Хочешь, я расскажу тебе про альфа и бета распад, позитронный распад и электронный захват?