Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Ершел

С трудом, пошатываясь, словно пьяный, он вышел на свежий морозный воздух и стянул варежки. Холод обжег руки, успокоил мысли. Спала кровавая пелена гнева. Стало легче дышать. Только вот проблема так и осталась нерешенной. Почему он не оставил себе осколок Тессеракта, когда его только раздробили? Это была ведь его идея!

Логисты! Найти любого из них, сорвать с шеи осколок в виде кулона. Он ведь и сам когда-то был логистом, ему можно. Наверное. А кто не отдаст добровольно, того он заставит силой.

Ивар опустился в сугроб и с силой сжал холодную, тающую массу, стараясь успокоиться. Никогда еще с ним ничего подобного не случалось. Его словно захлестнула истерика, которую он наблюдал в юности у нескольких родственников. Припадочные истерики были проклятием их рода, но Ивар считал, что его они не коснутся, раз обошли стороной в юности. Неужто высшие силы их пробудили?

Воспаленный мозг требовал новую задачу, поскольку считал, что каскет — дело

решенное, осталось только техническое воплощение. Кстати вспоминалась умирающая Наутиз, ее слова о каких-то документах, о Локи-гомункуле. Тогда Ивар не предал им значения, но сейчас вознамерился разобраться. Он и так знает о сыне Одина такое, за что его стоило бы повесить. Какие еще тайны скрывает царственное проклятье Асгарда?

В библиотеке было сухо, чисто и ослепительно светло. Хранительница библиотеки, Кауна, тепло поприветствовала его, а грохот стукалок, от которых не отказались, несмотря на печатный станок, почему-то не раздражал, а успокаивал.

— Тебе нужны какие-то документы? — спросила Кауна участливо. Она нравилась ему. Когда-то, когда Ивар еще не знал о законах поселения, он думал сделать ее своей женой.

— Да, нужны, — кивнул он, чувствуя, как тепло комнаты, равномерный стук, присутствие красивой женщины успокаивают бурю в его душе, как замолкают высшие силы. — Мне нужен комплект документов Наутиз Светлооокой. Не по отоплению или ртути, а компактный набор.

— А, поняла, о чем ты, — Кауна кивнула. — Но он зашифрован.

— Я знаю ключ. Она передала его мне перед смертью, — ложь сорвалась с языка до того, как Ивар понял, что солгал.

— Да, жалко ее, конечно, вы были такой красивой парой, — заметила Кауна и удалилась к сундукам со свитками.

Парой? Они никогда не были парой. Но в поселении считали иначе. Ивар полной грудью вдохнул горячий дымный воздух. Он чувствовал себя гораздо лучше, чем прежде. Не хотелось убивать всех присутствующих, хотелось… спать? Да, он почувствовал, что буквально отключается от мира. Сильный эмоциональный всплеск, энергия, струящаяся по телу — все это обессилило и без того хлипкий организм. Он с трудом дождался, когда Кауна принесет свиток, сел, но не успел прочитать ни строчки: заснул прямо за столом.

Сон его был недолог, а вот видения фантасмагоричны. Он видел Локи на троне Асгарда, видел, как Хагалар склоняется перед ним и встает по правую руку, молодея на глазах. Видел Ивара-мага, стоящего по левую вместе с Раиду, в глазах которого светилось неподдельное счастье. Открылись двери, пропуская царицу Асгарда. Она вошла, надменная, гордая, в сопровождении своих прислужниц.

— Полуетун не станет царем, даже если казнит отца и брата, — заявила она, остановившись в центре зала. — Скорее Беркана станет царицей, чем ты — царем.

— Прекраснейшая, разве же Локи будет править? — ответил почему-то Хагалар, соскальзывая на пару ступеней ниже и вновь меняя очертания. — Трон Асгарда наконец-то принадлежит мне.

— Сгинь, воплощение тьмы, пригретое на груди Одина! — воскликнула Фригг, преображаясь: теперь перед Хагаларом стояла женщина в боевом облачении с мечом в руках: настоящая валькирия.

— Я никогда не позволю темной сущности править Асгардом

— Иди ко мне! — прошептал преображенный Хагалар, действительно напоминающий создание тьмы своими черными одеждами. Или представителя свартальвов, предпочитавших в одежде черное.

Фригг бросилась вперед с мечом, но почему-то оказалась в объятиях противника, молодая и красивая. Хагалар держал ее крепко и даже не заметил, как Локи, до того неподвижно сидящий на троне, резко встал и пронзил их обоих кинжалами, появившимися из ниоткуда.

— Трон Асгарда будет только моим!

Ивар очнулся от боли в шее и затекших руках. Его недолгого сна не заметили ни библиотекари, ни солнце, все еще стоявшее в зените. Скоро оно начнет клониться к закату, и еще один короткий асгардский день закончится, уступая место длинной зимней ночи. Ивар с трудом размял шею. Ему и раньше снилась какая-то белиберда, но помнил он ее плохо, а сейчас друзья и царская семья стояли в одном шаге от него, он отчетливо различал происходящее. Видение ли это? Прошлого или будущего? Бред ли воспаленного воображения? Он не знал и предпочел углубиться в чтение. Но рассудок оставил его, он не сразу разобрался, что читает бессмыслицу, что нужны книги по дешифровке. Но вставать с лавки было так лень, что он решил самостоятельно подобрать ключ. Раньше у него бы не получилось, но сейчас, находясь под покровительством богов Етунхейма, подбор не занял и нескольких часов. Наутиз использовала сразу две системы шифра и замену имен. Сперва она поменяла местами руны попарно, а потом еще заменила каждую руну, которая в алфавите следовала за ней через одну. Должно быть, все ее исследования Локи не заняли столько времени, сколько шифрование результатов.

Стемнело, одни переписчики сменили других, а Ивар все дешифровывал и заменял имена, понимая, что Наутиз исследовала царскую семью, а не каких-то посторонних асов. Она была

хорошим ученым, она скрупулезно подходила к работе, поэтому провела очень много опытов, но все показали одно и то же: то, что Ивар и без нее прекрасно знал — что Один и Фригг не имеют никакого отношения к Локи. Разобрав царевича буквально на молекулы, Наутиз пришла к выводу, что он ётас, но не догадалась, что он настоящий, неискусственный, а решила, что он создание Одина. Ее выкладки были столь правильны, столь научно обоснованы, а к экспериментам прилагалось столько доказательств, что Ивару даже обидно стало за научную школу: сколько времени и сил можно потратить, получить верные результаты и совершенно неправильно их интерпретировать. Выходит, Наутиз узнала тайну Локи, а, возможно, и не она одна. Скорее всего, посвященные состояли с ней в одном фелаге и погибли, а если нет, то будут молчать. Ивар еще раз перечитал выкладки и переписал к себе всё, относящееся к Фригг, чтобы сравнить себя с ней. Царица Асгада приходилась ему и Раиду дальней родней. Когда-то давно, когда их родители воевали, а они жили у родственницы со стороны матерей, Фригг приезжала к ним. На детей она внимания не обращала, даже на сына хозяйки, несмотря на его большие успехи в магии ветра, а вот с матерью подолгу беседовала, вспоминала смешные случаи из детства. Теперь Ивару выпал уникальный шанс посмотреть, сколько в нем царской крови. Бессмысленное бахвальство, ведь на троне все равно окажется Локи или Тор, но сейчас ему отчего-то захотелось сравнить себя с царицей. Все равно в Етунхейм не пускают. Воспоминание о неудаче обожгло огнем, в руках сконцентрировались древние силы, но они успокоились, стоило подумать о родственных связях с Фригг и о троне Асгарда. Хагалар и Раиду мечтали посадить на него полуетуна; поселение, особенно сейчас, когда Локи пропал, обсуждало вполне открыто, что пора уничтожить Тора. Раньше Ивар к таким разговорам не прислушивался, считая их бессмысленными и глупыми, но, пока расшифровывал тексты, подслушал нескольких библиотекарей. По их словам получалось, что воцарение Локи — дело чуть ли не решенное, и что если он жив — а по письму Раиду получалось, что жив и скоро вернется, — то медлить нельзя и лучше заручиться поддержкой царей других миров. Локи должен остаться единственным наследником Одина, тогда уже никто не причинит ему вреда. Ивар вспомнил о собственных мечтах сбежать из поселения вместе с Локи. Каскет и эксперименты заставили его позабыть о данном себе обещании. Но почему бы и нет? Спасти Локи можно только ценой жизни Тора. Один стар, других наследников у него не будет, а Тор всего лишь обычный ас. Если он приедет в поселение, например, вместе с братом, и останется подольше… Мысли Ивара заработали в нужном направлении. Он знал десятки таких средств, чтобы Тор умер спустя месяцы вдали от поселения. Если праздные разговоры и в самом деле имеют под собой основу, то пора претворить их в жизнь.

Тор и Локи никогда не были дружны настолько, насколько бывают дружны близкие родственники. По крайней мере, так считал Локи, а Тор до последнего времени придерживался иной точки зрения. Ровно до того дня, как Локи попытался его убить на Радужном Мосту. С тех пор он относился к брату более чем подозрительно, хотя и старался скрывать свои истинные мысли ото всех и прежде всего — от самого себя. Вот и сейчас, когда Брюс Беннер, вместо того, чтобы осматривать Асгард, стал задавать Локи двусмысленные вопросы, Тор принялся заступаться за названого брата. Раз, другой, третий. Беннер постоянно искал повод расспросить о чем-нибудь Локи, а Тор столь же искусно не оставлял друга наедине с братом, справедливо опасаясь, что здоровье последнего все еще не восстановилось и что он может натворить много бед. Его забота Локи не раздражала, по крайней мере, он не подавал вида. Раздражали его, как и самого Тора — вежливость и почтение, с которыми они вынуждены были обращаться со всеми придворными при мидгардских гостях. И с каким же облегчением все вздохнули, когда ранним утром Сиф увезла людей на прогулку к ближайшей горе. Наконец-то все могли расслабиться, и царевичи — в первую очередь. Они расположились на ступеньках пиршественного зала, где, бывало, раньше проводили целые дни. За окном падал снег, в печи весело шумели дрова, орнаменты на полу блестели всеми оттенками золота

— Даже не знаю, кто сейчас надоедает мне больше: твой доктор или Хагалар, — невесело хмыкнул Локи, наслаждаясь несколькими часами свободы.

— Да Хагалар-то тебе что сделал? — удивился Тор. — Он — один из лучших асов во всем Асгарде. Тебе бы поучиться у него.

— Чему? — резко откликнулся Локи.

— Боевой магии, — пояснил Тор, не понимая, что вызвало вспышку негодования.

Он хотел задать уточняющий вопрос, но дверь распахнулась, пропуская царицу: одну, без конвоя девушек, в обычном платье. Мать неимоверно раздражала необходимость держаться по-царски достойно, а Тора раздражала необходимость при ней вставать. Он дернулся рефлекторно и не сразу разобрался, что пока можно отдохнуть от ритуалов. Мать пристроилась к ним третьей. Для полноты картины не хватало только отца, но он на ступеньках сидеть не любил.