Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
— Я буду крайне осторожен, — склонил голову Ивар, покорно соглашаясь со словами мага.
Как эти двое, не годившиеся даже в прислужники великому царевичу, смеют за его спиной решать, что он в праве делать, а что — нет?! Это так же глупо, как обсуждать, может ли снег сегодня идти, или ему лучше бы повременить!
— Нечестивцы, — с губ Раиду сорвался нервный смешок — он просто не мог поверить, что эти двое смеют говорить о таком. Бросив взгляд на закрытую коробку, изъятую у царевича, естественник встал между братом и магом, намереваясь любым способом заставить их принести извинения за нанесенное царевичу оскорбление. — Как вы смеете так говорить о сыне Одина, о самом Локи? Вы оба! Niemand hat das Recht{?}[Никто не вправе] запрещать величайшему делать что-либо. Это так же глупо и самонадеянно, как не позволять солнцу подниматься из-за горизонта!
— Ну вообще-то ich habe Recht{?}[я вправе], мой гневливый
Это было уже слишком. Раиду в мгновение ока оказался подле Хагалара, занося руку для удара, готовясь отшвырнуть Беркану, если она посмеет вмешаться. На запястье тут же легли цепкие пальцы брата, с силой сжав и не позволив завершить начатое; маг даже не шелохнулся, наблюдая молчаливую борьбу двух естественников.
— Я убью тебя, нечестивец! — почти прорычал Раиду, стараясь скинуть с себя руки держащего его брата. — Бойся моего гнева и гнева тех, кто пойдет за мной!
— Чем я сегодня так прогневал судьбу? — Хагалар закатил глаза и с наигранной печалью покачал головой. — Столько разочарований в один день, дети мои, от каждого из вас. То Ивар дает Локи реактивы, то Локи не желает их отдавать, теперь ты, Раиду, слушаешь меня и не слышишь. Беркана, jetzt bist du dran{?}[твоя очередь], чем бы еще тебе меня расстроить?
— Уходом из фелага? — Вот ведь не поймешь, шутит ли бестия или говорит серьезно.
— Быть может, — Хагалар в упор посмотрел на взбешенного естественника. — Я объяснил Локи, объясняю и вам: мы имеем дело с ребенком, напуганным, едва грамотным ребенком, бесконечно далеким от реальной жизни. Хоть выглядит он едва не старше любого из вас, не позволяйте иллюзии его опытности и знаний захватить себя.
Раиду выдохнул, справившись с волной ослепляющего гнева — взгляд и тон мага были столь холодны, что смогли остудить его пыл. Если до этого Хагалар издевался, то сейчас говорил вполне серьезно, как бывало в очень редкие моменты, и не прислушаться к его словам было бы непоправимой ошибкой. Почувствовав перемену в настроении брата, Ивар, хотя и с некоторой опаской, отпустил его запястья, перенося ладонь на плечо.
— Нам нет смысла ссориться из-за Локи, — продолжил Хагалар. — Мы все желаем ему добра, пускай и каждый по-своему. И, Раиду, поверь, лучше бы ты свой гнев направил на родителей нашего маленького бога, а не на меня. И нам давно пора подумать о том, как защитить его…
— Wir konnen nichts tun{?}[Мы ничего не можем сделать], ты и сам это знаешь, — Ивару не было до царевича никакого дела. Его безразличный тон вызвал новый прилив раздражения у Раиду, нервным движением стряхнувшего с плеча руку брата.
— Возможность сделать каждому дана, но стоит ли она всех мук тяжелых и будет ли по нраву результат? — опять Лагур встревает со своими умными мыслями, поданными в ужасных стихах. До этого мог додуматься всякий, даже Беркана.
— Мы знаем все одно, что жив наш Логе будет, пока частицы знаний у него, а это значит…
— Что работа над Каскетом и Тессерактом никогда не должна быть закончена! — воскликнул Раиду, пораженный собственной догадкой. Кожа естественника покрылась мурашками, словно от порыва ледяного ветра, когда произнесенные им самим слова сложились в одну картину. Лагур прав — спасти Локи от смерти можно только одним способом.
Локи сидел в кресле, приводя тело и разум в какое-то подобие порядка. Мало ему было отца, истязающего его морально, мало ему было признаний Ивара и упоминаний о родной матери, которую он никогда не знал, но которая погибла, скорее всего, из-за него, так теперь его еще и подвергают физическим пыткам! И ведь даже не по приказу отца, пускай и один из его надсмотрщиков. В этом уже не было сомнений: маг сам во всем признался. Значит, как только отцу надоест вести мягкий допрос, он отдаст нелюбимого сына на растерзание этому садисту — боевому магу, кричащему о его, царевича, благе, а сам будет стоять в стороне и наблюдать? Перспектива безрадостна, а произошедшее по чистой случайности не разрушило всю игру. Локи настолько не ожидал настоящих пыток, что едва не сломал на корню весь старательно собираемый и разыгрываемый уже почти месяц образ ребенка! Вот что ему стоило хотя бы изобразить муки боли, когда маг начал легкую пытку? Но
Напуганные случившимся рабы постепенно выползали из свои нор и настойчиво предлагали рассказать о случившемся домочадцам Локи. Настоящие воины рассекут обидчика мечом или секирой, прежде чем тот успеет запросить пощады, но Локи категорически запретил под страхом смерти рассказывать хоть кому-то о произошедшем, особенно свите. Он не станет затевать распрю и родовую месть. Халагар – мастер магии, его смерть поведет за собой череду прочих. Своих людей Локи ценит и дорожил их жизнями. Нет уж, сражаться с Хагаларом он будет лично и не подставит под удар тех, кто ему доверился. Во всяком случае, пока не разузнает подлинные возможности старика. Силы постепенно возвращались, слабость прошла, но пусть Хагалар считает, что боль уложила сына Одина в постель на весь день. Заодно это прекрасная причина пропустить работу. А реактивы надо завтра же вернуть. Локи встал и направился к сундуку с одеждой. Пускай старый маг и заставил его носить неудобные доспехи, он не заставил еще выбросить всю прочую одежду, и в этот раз она пригодится как нельзя кстати. Ни одна книга не содержала такого количества древних заклинаний, как царские одеяния — какие-то и в самом деле были призваны защищать тело и душу царевича, а какие-то использовались совсем для другого. Сейчас следовало найти все, что возможно, для защиты собственного дома. Проще всего вырезать альгиз с оталом, но простота не гарантирует хорошего результата. Локи остановил свой выбор на сложном сочетании, состоящем аж из четырнадцати рун. Фелага среди них не было, и это вселяло надежду, что надсмотрщики точно не смогут проникнуть в крепость. Локи сперва нарисовал на бумаге чертеж. Тейваз, алгиз, турисаз — каждая из них, казалось, оживает под искусными пальцами. Только царевич решил перейти к созданию собственно амулета — в дверь постучали. Небрежным мановением руки отправив прислужника разузнать, кто пришел и что ему надо, молодой маг уже взял в руку нож, как ему доложили, что у ворот ожидает какой-то мужчина, не назвавший своего имени, но заявивший, что является учителем Локи.
Нож едва заметно дрогнул, а потом и вовсе упал на пол. Учитель?! Здесь?! Это немыслимо! Локи, отбросил в сторону недоделанный амулет и бросился к двери, а оттуда и к воротам. От резкого движения на долю секунды потемнело в глазах. Учитель у него был только один, все остальные именовались наставниками. И что он здесь делает? Особенно в свете последних событий… Что отец на этот раз задумал?
Мужчина, стоящий за воротами и кутавшийся в теплый на вид плащ, был огромного роста — больше о нем ничего нельзя было сказать. Царевич замедлил шаг: он или не он?
— Локи! — послышался низкий голос. — Ты и в самом деле очень изменился, меня не обманули.
Сердце зашлось неровным стуком, отдающимся эхом в висках. Да, это тот голос. Тот самый низкий, приятный голос, который он слышал на уроках в течение нескольких столетий. Этот голос мог быть очень злым, мог быть безразличным, а мог — успокаивающим и, по-своему, нежным. Все оттенки, все вибрации этого голоса Локи знал наизусть и определил бы из тысячи. Голос и руки этого аса — единственное, что Локи помнил и мог описать во всех подробностях: слишком многое от них зависело.