Луна 84

Ханипаев Ислам

«Хочет оставаться безбилетником — пусть будет так», — напоминает себе Стоун. Смотрит еще раз на соседний стол. Они встречаются глазами, и Хадир слегка поднимает руку. Стоун вытягивает улыбку в ответ.

— Успехи есть? — спрашивает Оскар.

— Пока нет, — отвечает Стоун, стараясь не показывать, что подавлен. — Один посредник сказал вчера, что, если будет что-то интересное, с ним можно будет обсудить.

— Да ты серьезный бизнесмен, — смеется Оскар, хлопая Стоуна по плечу. — Шучу. Неплохо. Важно попадаться на глаза, запоминаться. Знаешь, если ты несколько раз оказываешься в правильном месте в правильное время,

то это что-то значит. Это сигнал этим засранцам из клубов, что ты чего-то стоишь. Что ты понимаешь, что происходит вокруг, — и именно поэтому ты всегда там, где стоишь. Я и сам начал это видеть.

— Что видеть?

— Когда долго находишься на Терках, начинаешь видеть все. Если встал Леон, если кивнул Джамаль из посредников, если три продавца оказываются рядом в желтой зоне, если к забору подошла твоя Луна.

— Она не моя.

— Я хочу сказать, что это знаки. И их сотни. Просто надо быть внимательным — и тогда начинаешь читать Терки. У меня только-только начинает получаться.

Стоун оборачивается еще раз, но Хадира уже нет. Вероятно, он покинул столовую одним из первых.

Терки стартуют. Возвращаясь в Сектор один, триста третий сразу занимает территорию безбилетников и начинает высматривать соседа. Его нет вблизи зоны посредников, где он обычно крутится, и нет рядом с продавцами, куда бы он пошел ради «больших и опасных дел». Возможно, он сегодня струхнул и остался в камере. Снизу не разглядеть койки на четвертом этаже, а пойти проверить уже не получится, так как именно в этот момент звучит сигнал, означающий, что передвижение возможно теперь только внутри площадки. Зоны клубов активированы. Двери камер одновременно закрываются, а охранники занимают позиции у лестниц с обеих сторон.

— Что за дерьмо… — бурчит Стоун.

Если Хадир и решился, то в любом случае большое дело не сегодня. Он вначале должен дать согласие Мэлфоту. Конечно!

Стоун бросает взгляд на второй этаж и замечает Хадира, сидящего в единственной открытой камере.

— Это камера Мэлфота, — произносит Гарри, внезапно оказавшийся рядом со Стоуном и этим испугавший его.

— Ты на Терках?

— Не. Прогулка. Иногда полезно. — Гарри делает шаг ближе и шепчет на ухо: — Сосед попросил в этот раз присмотреть за ним. И тебя тоже просит.

Стоун кивает.

— Он решился?

— Не знаю. Не знаю, что он ответит Мэлфоту.

— Я ни разу не видел Мэлфота на Терках.

— Потому что он почти не выходит. Опасается за свою жизнь.

— Его пытались убить?

— Был разок-другой. Говорят, год назад они с гладиаторами устроили настоящую бойню прямо тут, на Терках. Около десяти человек погибло. Все было залито кровью.

— А охрана?

— Не очень спешила. — Гарри пожимает плечами. — Так говорят. Браун был зол, потому что они перегнули палку. Это удар по экономике. Терки остановились.

— Что могут сделать продавцы против гладиаторов? — ошеломленно спрашивает Стоун.

— Мэлфот — единственный заключенный, который может свободно перемещаться между своей камерой и Терками. Ну, и его посетители. Только его камера открыта — и это говорит о многом. У этого парня есть вес. А что касается физической силы, то заключенных можно подкупить, а еще многие сидят на синтетике. Безбилетник за дозу способен на многое. Тем более во время расщепления. Тебе ли не знать? — подмигивает Гарольд

и теряется в толпе.

Стоун ошеломлен. Неужели он в курсе? Хотя, конечно, в курсе. Если днем побочные эффекты получается маскировать под приступы боли, то ночью, видя, как Стоун потеет, как стонет и бурчит что-то себе под нос, нетрудно догадаться. Это ломки. Гарольд молчалив, но внимателен, а может, когда-то и сам сидел на синтетике.

Ужинает Хадир уже как обычно. Никто из клубов не идет с ним на контакт. Стоун хотел сесть рядом, но, понимая, что этим привлечет лишнее внимание — как минимум Оскара, — не решается. Он сам может превратиться в знак, о котором говорил триста первый. Гребаные знаки. Не решается он также и потому, что вне зависимости от ответа Хадир вполне может быть чьей-то мишенью, а Стоуну это сейчас не нужно. В середине недели два парня устроили поножовщину прямо в очереди за ужином. Оба теперь в медблоке — и один, наверное, не выживет.

Возвращаясь в камеры, все, как обычно, игнорируют Час свободы. Заключенные поспешно занимают свои койки. Но одна фигура, как всегда, находится в центре площадки и любуется звездным небом.

«Дикарь идиот», — думает Стоун. Вспоминает, что два дня назад Ящера запустили через три минуты. Все еле успели в камеры. Вчера твари не было почти весь час. Он вышел лишь в последние пять минут — и еще сорок делал свой обход, завершив мучением Дикаря. Заключенные рассказывали, что в истории колонии бывали дни, когда Ящер вообще не появлялся. Он как животное: захочет — выйдет, захочет — нет — и это тоже роднит его с заключенным пятого этажа. Семи секунд вполне хватит, чтобы вернуться, если стоять на балконе, но страх… Не все решаются покинуть камеру даже на миг. Вдруг система допустит ошибку и решетки закроются без отсчета времени — и ты останешься снаружи? А если тебя просто вытолкнут в последний момент? Стоун все это понимает, но что не так с этим парнем? Что не так с Дикарем? Триста третий пытался называть его Павлом, но после того боя с Райаном и еще нескольких выкрутасов язык не поворачивается. Такому человеку имя не к лицу. Кто будет ломать пальцы за простой тычок в спину? Только зверь.

Стоун заходит в камеру.

— Я решился. — Хадир встречает его широкой улыбкой. Он заметно приободрен.

— Уж больно ты счастливый, — бубнит Гарольд. — Я бы на твоем месте забился в угол.

— Нет времени забиваться в угол. Я не крыса, чтобы бегать по углам! Отбегался. Пора что-то менять. Знаете, мне даже легче стало! Я согласился — и будто камень с души! Второй раз в жизни играю по-крупному, и в этот раз все должно пойти как надо.

— Адреналин в голову ударил? — улыбается Стоун.

Он рад, что наконец что-то происходит. За первую активную неделю в «Мункейдже» он еще не добился ничего существенного. Репутация не растет. Скорее — уходит в минус из-за мелких стычек. Но Хадир может стать его ключом к успеху, если он вообще возможен в таком месте.

— Да, Стоун! Да, наверное, ударил. Знаешь, о чем думаю? Я думаю о шахматах!

— Будет наконец чем здесь заняться. Научишь меня играть.

— Конечно, научу. Это только начало, Стоун, это только начало.

Надо отдать должное Хадиру. Он держится очень хорошо. Если и боится, то скрывает это. Стоун не пытается никаким образом воздействовать на него. Дав Хадиру время на эмоции, снова берет слово: