Лунная походка
Шрифт:
– Пожалуйста.
– Спасибо, вы так любезны, и (так как Настя вышла после «у нас вообще-то не курят») бутылку, пожалуйста, тоже, и еще… У вас здесь очень, очень! Ну просто! Остальное на чай…
– Бог ее знает, как ее звать, неплохой городишко, жаль, конечно, что Настя, фу ты, это же Настя, заартачилась в «Гамбринус», буду, мол, я там среди мужиков краснорожих, а сама в театре, стоило за шампанским отлучиться, склеила югослава, надо было уложить его; дети спят, спит тесть, спит теща, мы идем по перекресткам, и нас обгоняет трамвай с кондуктором-с-сумкой, по пути в гастрономе берем, долго выбирая, раздражая продавщицу,
Звучит вальс Свиридова из фильма «Метель», пахнет капустой, и… Вальс все быстрей, пары в белом и черном по зеркальному паркету укруживаются элегантно, в белых перчатках, с отходящими почти параллельно паркету фалдами, туда, ближе и ближе к заведующей реквизитом, там они быстро скидывают бальные платья и в плавках со слабой резинкой, с оторванными бретельками, запыхавшиеся, шлепают в душевой по лужам и стоят под струей, подставляя подмышки. Пахнет мылом, весной, прогулками по набережной, где томный Флигелев мнется в предчувствии «Ессентуковой». Ему крайне неловко и за припудренный синяк от Бежалова, которого, собственно, Соня и предполагала третьим, и за финт с билетами. А теперь уже поздно, – думает он, и ветер отгоняет кусок набережной все дальше и дальше. Ну, теперь мне хана! И он ей быстро-быстро говорит под рваными облаками.
– Может быть, я не так…
– Конечно, – говорит прохожий в клетчатой кепке, – надо цветы.
– И торт, и шампанское брют, – вмешивается полнокровная женщина с шалью по плечам.
– А лучше всего самому для храбрости этак… – рыбачок с телескопической удочкой поплевывает на червяка на крючке. Старик в заношенной шляпе с медалью за взятие Праги прокашливается:
– Меня моя Маша нашла в дзоте, я случайно зацепился ногой и повис, истекая и теряя сознанье.
– Не знаю, наш шеф, прежде чем принять на работу, всех проверяет на фригидность.
– А я своего застукала с другой и… – тут женщина почесала седой затылок, – и… – она закурила, сплюнула и ушла.
– У тебя «Форд» есть? – спросил Флигелева из открытого окна машины стриженый наголо увесистый парень с перстнем, в рябом пиджаке, повернув к нему габаритное лицо.
– Нет.
– Ну так о чем порожняк гонять? – и, просигналив девочке с мячом, уехал.
– Ты пойми меня правильно.
– Да-да, я понимаю.
– А ребеночка кто будет нянчить?
– Мне как ни с кем с тобой!
– А какая я? Объясни мне, ведь ты ничего обо мне не знаешь.
– И на что они собираются жить?
– И где они будут смотреть телевизор?
– Они долго-долго жили вместе и умерли в один день.
– Ха-ха-ха!
– А я ничего-ничего ровным счетом не нахожу тут смешного, да, мы с моим мужем и ребенком мыкались по общагам.
– Я свидетель, я ее муж.
– Романтики, целинники!..
– А вы вечное убожество, мечтавшее о пенсии, а теперь что?!
– Да сам ты предатель Родины, демократы х…вы!
– А при Хрущеве хлеб в столовой бесплатно был…
Пары всё кружатся, метель, Пушкин, скоро весна, и чего-то жаль, жаль, не так ли?
Десятикомнатная квартира с пятью ваннами, балконами, туалетами и, на наш непривычный к такому размаху взгляд, кухней с пятью умывальниками, электроплитами. Нас трое, мы разъезжали по Эрец Исраэль в целях монтировки и сбора стенных шкафов, стенок, соединяли все мойки и оформляли ДСП с формайкой,
– Прости, а сколько человек тут собирается жить? – спросил я у хозяина, привезшего нам пакет с несколькими сосками «коки» и свежие булочки, обсыпанные тмином.
– Пять, – он показал, улыбаясь металлокерамикой, на пальцах, мол, пять человек.
– Нормально, – говорю я, жуя его булки и запивая «кокой», – каждому по ванной, чтоб очереди не было. – Кен, Кен, – балабайт заулыбался еще шире.
Как-то мне довелось попасть в квартиру полковника тамошней полиции. Тоси-боси. Тыр-пыр. На холодильнике пятилитровая бутыль с баллоном, сифон, стало быть, на наклейке лошадь. Кое-как, т. е. с горем пополам, я прочел – виски. Прибил сорвавшуюся полку, починил сломанные шарниры в стенном шкафу, брызнул из сифона в чистый стакан, вроде ничего, пить можно, съел ломтик сыра, какой-то фрукт, типа нарезанного апельсина, но без кожуры, врубил с метровым экраном телек, взял телефон позвонить знакомой. Погода нормальная, на горизонте – Алло, Мириам? – кучевые облака, – привет. И тут кто-то мимо меня опускается на канате. – Мириам, извини. – А как там Мишель? Что-то плохо слышно. – Извините, у вас сигареты нет? – Мириам, извини. Что?! – Я говорю… да ты что, не узнаешь что ли?! – Мишель?! А что ты тут делаешь? – Да вот, фасады починяю. – Он нажал на какую-то кнопку и оказался совершенно напротив меня. Ничего не оставалось, как помочь ему выбраться из сиденья, отстегнув ремень, там же он оставил и каску. Я его угостил полковничьим виски. – Мириам. Он тут, у меня. Тебе привет от него.
– Нет. Заметь, здесь весна совершенно не та. Помнишь запах клейких почек, сирени, яблони? – мы сидим у Яши на балконе по случаю выходного, приуроченного к некоему празднику, хозяин выдал ему ящик с ручками, где было несколько… в общем все, чтоб с компанией, как полагается, отметить…
– Где запахи?! – говорит он после второй, уминая первое, второе, наливая, провозглашая тост: – За Родину!
Мы встаем, прохожие внизу оглядываются, не прилетит ли от нас привет.
– Яша, успокойся, – говорит его супруга, только что подстригшая меня за пять шекелей.
– Нет, тут все не то! В Киеве я был директором гастронома, привез с собой топор для разделки туш, а тут… Галя!
– А?
– В пельменях чего-то не хватает!
– Свинины.
– Ну вот, приехали. Так что я говорил?
– Про топор.
– А тут он, оказывается, как козе барабан. Ну, давай, за Родину!
– Да куда ты гонишь?
– Как говорил Пушкин, я хочу потерять разум.
– Яша, это дело не хитрое.
– Пятнадцать минут на обед! И присесть негде! Я прихожу и падаю!
– Предлагаю тост за черемуху!
– В цвету!
– В цвету!
Потом мы ходим по набережной, то и дело встречая знакомых по ульпану, заходим в гости, где стоит такой же картонный чемодан. Это было у Бори, шофера, развозившего трисы, т. е. окна с жалюзи.
– Конечно, трудно без знания языка, но кое-что удается понимать. Вот приобрели с женой новую мебель, машину, холодильник, плиту и прочий шурум-бурум.