Лягушонок на асфальте (сборник)
Шрифт:
– Эх ты, папа.
Когда выносили из вагона Игорешу - он хватался за перегородки, полки,
поручни, - Маша и Владька встали возле окна купе. Провожающие задирали
головы.
В последний момент Корабельников хватился, что забыл передать подарок
дочери. Он кинул в окно что-то вроде кошелька на «молнии» и, когда уже
вагоны стронулись с места, крикнул:
– Приборчик. Ноготки подделывай.
Едва на желтоватое лицо Константина Васильевича накатилась
чужих лиц, Машу подкосила внезапная усталость. Стоило притулиться к стене и
замереть, как изнеможение куда-то делось, но легче не стало. О чем только не
была печаль Маши! О том, что на прощанье не обняла отца. Зачем быть с ним
гордой, непрощающей? Кабы у него море счастья, довольства, независимости, а
то работа газовая, угольная, огненная, а иногда в турме гибельно опасная. Еще о
том печалилась, что есть люди, будто затем и созданные, чтобы не давать ходу
справедливости. И остаются ненаказанными и надеются, что в сложной
переделке всегда сыщутся те, кто их защитит. Неужели и тогда, когда она станет
большой, так будет? Почему так: мальчишки за критику бьют, девчонки дуются,
учителя и родителя пресекают. . Может, норов у людей сильнее ума?
Запутанность! А как в других странах? Тоже, наверно, крысятся на критику? У
Торопчиных на столике лежала французская газета «Юманите». Президента де
Голля разрисовали. Прямо гадкий утенок с вытянутым вверх черпаком. Как
пропустили! Попало, видимо, карикатуристу. Ну его, все это. Где теперь наши?
Лиза с Игорешкой домой на автобусе едут. Зачем она плакала и извинялась? Как
я ее люблю! Торопчины едут вместе с ними. Сергей Федорович был
скучноватый, без очков и щетиной подзарос. Если верить Владьке, Сергей
Федорович бреется два раза в день. Только про спекание кокса говорит, про
футбол, про песни шансонье. Что он думает о Франции и про нас?
Наталья Федоровна почему-то сильно переменилась. Неделю нет писем с
Кольского полуострова, от детей. Чего тут такого? Залезли в глухомань. Почему
она не вышла замуж? Ведь милая. Так о Родине говорила! Интересно, я бы
захотела переехать в Россию, если бы родилась за границей и много лет прожила
там? Захотела бы! Во у нас какой Урал! Все на свете на Урале!.. И в прибавок то,
чего нигде нет. Обидно, с отцом мало говорили и не узнала, что для него Родина.
Домой он, конечно, не поехал. Нет, поехал. Проводит Колю Колича и пойдет с
Бизиным в «Поддувало» выпить с получки и с горя. Правда, Бизин не с горя, в
честь победы. Бизину что? Он рессорный! Хоть что самортизирует.
Глупо я.
Как солнышка напилась. Что у нее на сердце - никто и не догадывается. «Зачем
буду втягивать в свои невзгоды. Собственных у каждого хватает».
Владька, кособочась, стоял между столиком и сиденьем. От проводов у него
осталась легкая неловкость. Хоть он и считал, что в кажущемся неединстве
форм, красок, явлений заключается целостность, его раздражало, что на перроне
находились строгая, безукоризненная в помыслах, речи и одежде Галина
Евгеньевна и неутюженый, пьяный Коля Колич. Он подумал около вокзала, что
несоединимость каких-то элементов действительности, видимо, не
материальная и не абстрактно-философская категория, а нравственная,
обусловленная привычками, обычаями, моралью определенной среды и
особенностями личного восприятия. Это его успокоило, как всякое продвижение
к ясности.
В отличие от Маши он не был склонен улавливать, как изменяется
настроение тех, с кем он общался. Не то чтобы он был черств - просто ему
претило гадать над колебаниями в чьих-то чувствах, тем более вытягивать из
человека, что там с ним творится. Если потребуется, человек сам заговорит с
тобой. А пока он молчит, в его душу никто не должен лезть. Закручинилась тетя
Наталья Федоровна, - он ни о чем ее не спрашивал. Не имел привычки вникать в
чужие истории. Оставаться сторонним тому, что отвлекает от математики и
саморазвития - с таким девизом он старался жить вот уже два года. Все то, чем
люди занимались, он делил на три сущности: значительное, чуждое, нестоящее.
На том, что находил значительным, он концентрировал сознание; к тому, что
представлялось чуждым или нестоящим, пребывал в равнодушии. Быт -
пустяковое. Отношения вне труда и познания - скукота. Политика - за пределами
его склонностей. Любовь - банальность, уступка физиологии... Он скучал, когда
Торопчины принимались вспоминать свой переезд в Россию; в нем закипало
презрение, когда кто-нибудь кичился тем, что провел каникулы в Москве, а кого-
то распирала гордыня, что их семья переберется на Кавказ. «Географическое
тщеславие» - он его выводил из мещанства. Для Владьки было важно не где
жить, а чему учиться и служить, как проявить себя перед человечеством...
Маша, чтобы не увязнуть надолго в мучительности перронных впечатлений,
стала смотреть за окно. По закрайкам березняков четырехгранные под крышами