Лягушонок на асфальте (сборник)

Воронов Николай Павлович

очутившись в тамбуре, что на бумаге, которую зря переводит отец, кто-то мог бы

научиться решать задачи, изложить инженерный реферат или провести

социологическую анкету.

– Отец указывает на очевидное, поэтому - презирай меня за это - я издеваюсь

над ним.

– Ну и дурак. Он заботливый, а ты равнодушный. Наш город заволакивает

газом. Мы судачим, ноем, ворчим и никуда не обращаемся.

– Заблуждение! Крапунов, вроде папаши, довольно много.

Возможно,

каждый пятый пенсионер.

– На котлы ЦЭС поставили пылеуловители. Уверена - крапуны помогли.

– Наивно. Трубы электростанции выбрасывали в сутки сто тонн угольной

пыли. В год получалось тридцать шесть тысяч тонн. Расточительно. Поставили

пылеуловители. Продиктовано экономикой.

– И заботой о здоровье.

– Объективно - да.

– Молчать, по-твоему, лучше?

– Бумагомарание не производит действия. То есть нет, производит:

смехотворное действие. Пора, Маша, мыслить. Для начала осознай, какое место

отведено человеку в металлургической промышленности.

– Ты меня не забивай и не уводи от спора. Твой отец тревожится...

– Он кокетничает. Будто бы печется о благе народа. В сущности, он

эгоцентрист. Сколько помню, от семейных забот он всегда уклонялся, в другие

не успевал войти. Сегодня в Одессе, через месяц в Бобрике-Донском, через

месяц - под Искитимом.

– Ладно. Ты меня не склонишь к безразличию.

– Я тебя склоняю к разуму.

– Как будто я дурочка.

– Дурочка не дурочка...

– А ты, а ты...

Негодование Маши перестригло ее дыхание, и она бросилась из тамбура.

В гневе и растерянности она остановилась перед стеклянной дверью,

захватанной пальцами. Хотелось упасть, заплакать, погибнуть.

Позади железно бухнула дверь. Мимо скользнул Владька. Распахивая

стеклянную дверь, полуповернулся.

– Первое: я нарочно провоцирую на спор. Второе: я подтверждал крыловское

«А Васька слушает да ест». Третье: хорошо тебе, Маша, ты не думаешь, что ты

гениальна! И четвертое: поехать бы нам вместе в математический лагерь!..

Он пошел по вагону, Маша невольно потянулась за ним. Боялась, что в купе,

встретясь с Владькиными глазами, засмеется. Посматривала в окна направо-

налево, затягивая лицо в строгость. А когда увидела Владьку - он забрался на

верхнюю полку, лежал на животе, приложив щеку к мягкому хлорвиниловому,

исполосованному «молниями» чемоданчику, - прыснула в ладони. Он

улыбнулся, но как-то присмирел, - словно откуда-то из одиночества, где горевал

о самом себе.

К областному городу, конечному пункту следования поезда, подъезжали

в

зеленоватом свете заката. Их вагон, московский, отвели на боковой путь,

занятый прикольным составом снегоочистителей. В полночь вагон прицепят к

московскому поезду, и они поедут дальше.

Попросили старушек покараулить чемоданы. Спрыгнули на кучу щебня.

Поле, заплетенное рельсами, зубцы разноцветных сигнальных огней в

притуманенности сумерек, небо, отделенное от планеты крупноячеистой сетью

троллей, - во всем этом чудилось что-то ярко-неземное, наводящее оторопь,

влекущее. Невольно взялись за руки. Скакали через рельсы. Лучи светофоров,

желтые, зеленые, красные, вращались, как самолетные лопасти.

За рельсовым полем был пустырь; дальше огнился город пластинами окон,

вязью газовых реклам, фарами, фонарями. Среди зданий выделялся стеклянный

куб, наполненный сварочно-голубым светом. На этот стеклянный куб, не

придерживаясь тропинок, Маша вела Владьку. В кубе находилось кафе.

Согласно вошли туда. Пробирались к свободному столику, чувствуя в себе

что-то новое. Казались себе взрослыми и, как никогда, красивыми. Оба впервые

были в вечернем кафе, и это безотчетно возводило их отношения на ступеньку

выше детских. Они не догадывались об этом, но в их ощущениях уже

увязывались придавшие им новизну светонаполненность кафе и любование,

которым встречала их публика, та независимость, с которой входили в зал,

радуясь существованию этого сверкающего мирка.

Столешница черноногого с алюминиевыми копытцами стола была розова.

Стулья, гнутые из металлического прута и оплетенные чем-то синтетическим,

тоже розовы. Официант - тоненький юноша, пронося на соседний столик

приборы, подтолкнул к локтям Маши карточку, а вскоре гарцевал перед

Владькой, записывая заказ. Официант не удивился тому, что они не брали вина,

мигом определив, что пришли абитуриенты, - так он называл всех непьющих

посетителей. Но все-таки искушающе, с лукавым прищуром предложил Владьке

взять шампанского.

– Не жажду, - ответил ему Владька и вопросительно взглянул на Машу.

– Давай попробуем?
– сказала она.

– Считаю - незачем.

– Закажи. У меня есть деньги.

Владька холодно, словно диктуя, тем самым давая официанту знать, что

презирает его, произнес:

– Бутылку шампанского.

Когда официант удалился, Маша, которой понравилось, что Владька легко

поддался ее уговору и проявил твердость к официанту, скользнула ладонью по