Лягушонок на асфальте (сборник)
Шрифт:
стожки. Чудно! А у нас никогда сено не закрывают и не стожки - стожищи!
Роторный канавокопатель. Солдаты, стягивающие кабель с катушки. Сорока на
сосне. Меркло-зеленые клубы ивняка над речкой. Возле всего хотелось бы
остановиться. Вдохнуть сенной аромат. Подбежать к солдатам. Отразиться в
реке. А все - пролетом. Убегающее пространство жадно: всасывает деревни,
леса, равнины, путников, а заодно как бы всасывает твое прошлое со всем, что в
нем было: с надеждами,
достоинству и состраданию...
На подъеме свалило на сиденье Владьку тепловозным рывком. Маша
заулыбалась. Он усмехнулся. Что ты за существо, Владька? Почему ты спокоен
и важен? И сомнений у тебя, кажется, нет, и родных, и друзей?
«Интересно, как ему мой отец?»
– Нормальный дядька.
– Определенней?
– Не выдающийся и не посредственный. Нормальный. Торопчины чтут.
Значит, порядочный.
– А умный?
– Не мыслитель. Из-за стенгазеты чего-то... Мелочь - и столько усилий.
Крупно расходоваться надо. Ради значительного общественного отзвука.
– Он не о масштабах заботится. Для тебя это соринка, для него - бревно в
глазу. Он проводит на коксовых печах почти полсуток и желает думать сам, не
по-трайновски. Если я начну тебе указывать, как ехать в поезде и как обходиться
с проводниками, ты меня сразу возненавидишь.
– Указывай сколько угодно. Я оглохну.
– Не у всех такие нервы.
– В твоем возражении есть смысл. Кстати, твоему отцу не мешает
познакомиться с моим папашей. Вот у кого замах! Под шестьдесят. Три высших
образования. Тартуский университет. Физмат. Ленинградский. Филфак.
Троицкий ветеринарный институт. Знает все - от анатомии животных до
спиральных галактик. Он астматик. Дома бывает только наездом. Город-то
загазован. Скитается по стране в поисках поселков с чистым воздухом. Не
задыхается - оседает на полгода. Любая умственная работа в его возможностях.
Ветврачом бойни был, экскурсоводом планетария был, инспектором по
растениеводству, заведующим райотделом культуры... Чаще преподает: физик,
латинист, литератор, обществовед... Универсал! С месяц даже физкультурником
был, это при своей-то астме... Мотается по стране. Значительные наблюдения.
Периодически суммирует. Сядет - и раз-раз-раз - записку в Центральный
Комитет партии. Я, дескать, такой-то, имеющий три высших образования,
проведя несколько лет на целине, пришел к выводу, что нельзя терпеть дальше,
чтобы так мало было элеваторов. Сейчас много полигонов по изготовлению
железобетонных конструкций, стыкуются, свариваются, собираются они
стремительными темпами, потому это надо осознать и покрыть
сетью элеваторов, иначе не меньше трети зерна будет сгорать и терять сортность
в буртах. Но и это не все. Там-то надо протянуть асфальтовое шоссе, оттуда
дотуда налить бетонку, сюда проложить узкоколейку или широкопутку. Все
распишет тщательно - по пунктам и подпунктам. Остается лишь принять
государственное постановление. Великолепный папаша?
– Хорош.
– Когда заглянешь к нам, сможешь лицезреть борца за усовершенствование
общества. Если будешь внимать его речам, узнаешь, что он давал
дипломатические советы Молотову, и тот, разумеется, принимал их, что он
предсказал президенту Кеннеди гибель от руки террориста в письме по поводу
Карибского кризиса. Твое внимание его растрогает. В благодарность он
примется играть на скрипке, поясняя при этом, что он самоучка, что инструмент
расстроен, растрескался... Все наши улизнут в соседние комнаты, но тебе-то не
удастся. Он еще сообщит тебе, что Герцен умный писатель, что Врубель не
признавал Репина и был талантливей, что он отрицает все космогонические
гипотезы, за исключением гипотезы Канта, что сверхволя и сверхмужество
Заратустры дали повод для зарождения фашистского надчеловека и
недочеловека.
Маша, хотя она и сама «завела» Владьку, досадовала, что он, иронизируя над
отцом, говорит, совсем не стесняясь женщины с янтарным браслетом на
запястье, таджика, двух, длинной и пеньковатой, старушек в черном, едущих не
то с богомолья, не то на богомолье. И когда пеньковатая старушка смиренно
отметила: «Честит сынок папашу», а длинная на это кивнула, а таджик
покривился, Маша покраснела и заерзала, стыдливо ожидая, когда Владька
замолчит.
Владька слыхал, что сказала старуха, и видел, как восприняли ее замечание
товарка и таджик. Однако не замолчал: он говорит об отце не им, а Маше, и они
не имеют моральных оснований выказывать свое отношение к его словам:
только невежды не признают права на обособленность человека и человеческих
групп в любом многолюдье; привыкли врываться по-налетчески в мир чьей-то
откровенности и доверительности. А Маша не понимает, что это ненормально,
негуманно.
От внимания Владьки не ускользнуло и то, что его отец чем-то понравился
Маше и что она хотела бы это высказать, да ее удерживает локаторная
пристальность посторонних ушей.
Якобы для того, чтобы узнать у проводниц, где будут долгие стоянки, он
позвал Машу с собой. И хотя она еще не возразила ему, начал убеждать, едва