Любимый город
Шрифт:
Ночь и день под землей различаются только по тому, сколько лампочек светит. Сейчас в палатах темно, только на посту за перегородкой зеленое пятно света. Дежурный фельдшер, сегодня это несокрушимая Мария Константиновна, неслышно ступая обходит палату, иногда подсвечивая себе фонариком. И, чтобы не тревожить спящих, прикрывает его стекло ладонью.
"Англичане звали Флоренс Найтингейл "леди с лампой". Вот наша "леди с лампой" образца 1941/14 года. В неверном свете, приглушенном ладонью, в белом платке-апостольнике на старый манер, она выглядит призраком той еще, Империалистической, тень, и после смерти помнящая
– Все в порядке, коллега?
– Точно так. В полном, - она чуть склонила голову.
Эта старорежимная, несколько неуместная по нынешним временам церемонность, с которой Левичева всегда держалась, грела душу. Она неизбежно напоминала о прошлом, о юности и таких же бессонных ночах в госпитале. Казалось бы - что хорошего можно вспомнить об Империалистической? Но молодость всегда остается молодостью, на какое бы время не выпала.
Привезли газеты - сразу за несколько дней. Первый же номер наступившего года - как подарок, наши освободили Калугу! На последней странице - статья Эренбурга: "Волхвы и народы смотрят на звезды Кремля: "С новым годом - эти привычные слова звучат теперь по-иному: в них надежда измученного человечества. Люди мечтают о мире, о хлебе, о свободе, и новый год сулит им счастье".
"Звучит как рождественский гимн, - подумал он.
– А ведь по сути это он и есть. В этом году у Вифлеемской звезды пять лучей и она красного цвета”.
Глава 8. Инкерман. Февраль 1942 года
К предстоящему концерту отнеслись необычайно серьезно, к нему готовились с такой тщательностью, с какой должен штаб фронта готовиться к наступлению. Постепенно идея увлекла всех, до старшего начсостава включительно. Тем более, что для Натальи Максимовны отыскалась гитара. Оказалось, она прекрасно поет романсы, ничуть не хуже приезжавших недавно артистов. Командование послушало и с тех пор периодически интересовалось, как дела.
Часть забот о костюмах взяла на себя швейная мастерская. Ромео и Джульетту, гвоздь программы, одевали собственными силами. Платье для Верочки раздобыла Наталья Максимовна из своих гражданских запасов. При первой примерке выяснилось, что в этот наряд Джульетту можно завернуть два раза. “Так, здесь мы его поясом подхватим, - вслух размышляла Вера, пытаясь разглядеть себя в карманное зеркальце, - а вот как быть с подолом?”
– Не надо ничего подхватывать, - Колесник, очень вдохновленная идеей со спектаклем, сама взялась наряжать Джульетту, - Я тебе его ушью и нигде больше такой Джульетты не будет, как у нас! Стой смирно, дай булавками заколоть. Здесь складку заложим, здесь просто отрежем, здесь посадим по фигуре за счет собственных тканей. Уж не думаешь ли ты, девочка, что я - и вдруг не умею шить?
Яша выучил наконец роль и больше того, прочел пьесу целиком. До сих пор он знал, чем дело кончится, только в пересказе. “Все-таки, это очень неправильно!
– говорил он Верочке на очередной репетиции. Он по-прежнему смущался и избегал встречаться с ней глазами, но о прочитанном нашел силы высказаться, - Он не должен был травиться! Получается, погибли оба даже не из-за родственников, а из-за собственной глупости.”
– Глупости?
– Вера так удивилась, что даже не сумела обидеться за великого трагика.
– Именно! Как можно было
– Ну, ты бы на его месте, разумеется, не оплошал. И зеркальце бы к носу поднес, - рассмеялась она.
– Да про зеркальце каждый дурак знает! А я бы на дуэль кого-нибудь вызвал из этой семейки! За то, что Джульетту уморили. Молодые девушки просто так не должны умирать, даже в такой древности. Или вообще, сбежал бы с ней куда-нибудь раньше всего. И ищи ветра в поле. Ты не знаешь, тогда Колумб Америку уже открыл?
– Беда мне с тобой! Колумб, Америка… Ты текст-то помнишь? Давай еще раз повторим.
На сцене уже собирали декорации из пустых снарядных ящиков, задрапированных брезентом. Из них сложили некое подобие стены с балконом, на котором должна была стоять Джульетта. На брезенте нарисовали контуры камней, перила балкона украсили цветами из лоскутков.
– Вера, тебе надо после войны обязательно идти работать в школу, - говорила Верочке одна из сестер, - Надо же, так скоро человека к чтению приохотила. Мы же с Мельниковым с одного двора, он всю жизнь больше тройки не получал. А теперь что ни вечер, после дежурства всегда с книжкой. В тебе пропадает учитель литературы!
Вера только вздыхала:
– Да я и так всегда в классе отстающих подтягивала, то по литературе, то по арифметике. И ничему такому я его не учила, сам захотел. Просто лентяй он был в школе, ну почти как все мальчишки. Поскорей бы спектакль… Мы столько уже твердим, твердим этого Шекспира, что кажется, его скоро все кругом выучат. Даже тетя Рая.
Раиса рассмеялась:
– Да я его, милые мои, и до того знала. Мы ведь его тоже когда-то ставили. Лет мне было не больше, чем сейчас Яше.
– А я думаю, как у тебя выходит мне текст подсказывать, когда я собьюсь, - Вера всплеснула руками.
– И голос у тебя, когда стихи читаешь, прямо как по радио. А кого ты играла?
– Маму Джульетты. Потому-то я все реплики помню, и ее, и свои, - Раиса улыбнулась. “Как по радио…” Неужели, что-то еще осталось от драмкружка?
Когда-то это была самая большая ее тайна, о которой никто из друзей не знал, ни в детском доме, где и ставили тот памятный спектакль, ни в техникуме, ни в Белых Берегах. Раиса никому не решилась признаться, что когда-то всерьез хотела стать артисткой.
К тому времени в детдоме Раиса жила уже пять лет, родной дом позабылся, выпал из памяти, остались там только голод да стылые ночи в подвалах и сараях, где прятались беспризорники. Потеряв мать, они с братом несколько месяцев бродяжили, живя тем, что удавалось на базаре выпросить или стащить. К осени попробовали перебраться туда где потеплее и в поезде уже — потерялись. Володька в подвагонном ящике устроился, а Рая замешкалась и не успела, поезд тронулся. От станции Брянск — Товарная забрала ее милиция, дальше был, как положено, приемник-распределитель и детский дом. Из-за худобы ей даже возраст сперва чуть не записали неправильно, думали что не больше шести лет, а было-то полных девять. Хорошо, что Володька ее пытался читать учить, хотя бы по вывескам. Пришлось доказывать, что она большая, и имя свое знает, и фамилию, и сколько лет. И даже написать это может. Ну, почти может. Некоторые буквы.