Любовь и ненависть
Шрифт:
жених - Петр Большой, что ли...
– Высокий.
– Да, именно Высокий, пожалуй, лучше Длинный. Так вот
этот самый Петр, по фамилии Похлебкин, обронил такую
фразу: "Остерегайся Дины". Он кого-то предупреждал, кажется,
Ирину. "Остерегайся Дины". Почему?
– Ирина называет ее Коброй, - заметил Ясенев,
внимательно следя за ходом мыслей Струнова.
– Она была в близких отношениях с молодым ученым
Ковалевым. Помнишь,
разъяснял теорию относительности?
– Да, да, что-то об атомной энергии говорил, - вспомнил
Ясенев. - Тот Ковалев, который утонул при загадочных
обстоятельствах, и твой друг детства просил снова заняться
этим делом?
– Да, они обращались в прокуратуру. Там, кажется,
пошли им навстречу, но никаких новых материалов получить
не удалось. Я вспомнил о Шахмагоновой в связи с
партбилетом Шустова.
– Ты думаешь, она принимала участие?
– Думать никому ни о чем не возбраняется, - уклончиво
ответил Струнов. - Меня интересует вот что: почему
Шахмагонова уволилась из клиники? Не формальная, а
подлинная причина ее ухода?
Резко двинув плечами, Ясенев выпрямился, сказал
неуверенно (его уже начали подтачивать неожиданно
заброшенные в душу сомнения):
– Дальше она не могла работать вместе с Шустовым. Он
подозревал ее в кознях: в истории с партбилетом и... в деле
Захваткиной. Во время операции вместо новокаина она подала
что-то другое.
– Зачем?
– тоном следователя спросил Струнов.
– Возможно, с ее стороны была просто оплошность.
Ошибка.
– А если нет?
– Это трудно доказать. Почти невозможно.
– Но ты допускаешь преднамеренный акт?
– Все может быть.
– Мысли Ясенева путались, как леска у
начинающего рыболова-любителя.
– Зачем? - опять выстрелил словом этот напористый
человек.
– Она хотела сделать ему зло? Но ведь говорят, что
она была влюблена в него.
– А он не отвечал ей. Любовь ее могла перейти в
ненависть и месть.
Струнов поднялся и пересел за свой стол.
– Посмотри, что получается: она любила Ковалева. Он ей
не отвечал, по словам доцента Гришина. Ковалев погиб при
загадочных обстоятельствах. Затем она любила Шустова и
делала ему зло. Да еще какое! Погоди, это пока лишь наша с
тобой гипотеза. Любила и делала зло, заметь при этом,
одновременно. Я где-то вычитал, кажется у Льва Толстого:
любить - это значит делать добро тому, кого любишь. Да это и
без Толстого ясно, само собой
любопытная деталь: будучи влюбленной в Ковалева и Шустова
одновременно, она была уже невестой Гольцера.
Ясенев смотрел в его серые глаза изумленно и
выжидательно молчал, лишь мысленно произнес: "А кто такой
этот Гольцер?" И хотя малоподвижное лицо Андрея ничего не
выражало, Струнов угадал этот бессловесный вопрос и
продолжал:
– Тебя интересует Гольцер. Вообще это личность для
меня пока что неясная. Своего рода айсберг. Мы знаем его, так
сказать, открытую, надводную часть. Она не очень обаятельна,
по-моему, даже неприятная. Сын профессора-юриста. Имеет
дачу и квартиру в Москве. Подвизается возле журнала
"Новости". Квартиру свою и дачу превратил в место любовных
свиданий, где Марат Инофатьев - самый почетный гость.
Предлагал нам, уголовному розыску, свои услуги в слежке за
ним. - Он мог предлагать свои услуги по совету самого же
Марата, - заметил Ясенев.
– Своего человека подставлял.
– Едва ли, Марат слишком самонадеян и, как все
самонадеянные, довольно беспечен. Что можно о нем еще
сказать? Член Союза писателей.
– Какие книги он написал?
– полюбопытствовал Ясенев.
– Никаких. Я проверял в каталоге Ленинской библиотеки.
Книг у него никаких.
Струнов смотрел на вещи просто, трезво оценивая
события и факты, излагая их без эмоций и внешних эффектов.
Ясенев слушал почтительно, чувствуя тяжесть его слов:
неясная тревога мутила его душу. Неожиданно, словно что-то
взвесив, Ясенев проговорил:
– Выходит, что уже около трех лет они ходят в женихах и
невестах. Почему не женятся?
– Жених не торопится.
– А невеста?
– Как будто в последнее время даже предъявляет
ультиматум.
– Она его любит?
– Едва ли. Она, по-моему, рассчитывает на его миллион.
Впрочем, они друг друга стоят.
– Миллион?! Не может быть. В новых? Невероятно!
– Без малого. В старых. А что ты удивляешься?
– Струнов
устало мотнул головой, уставился в лежащий перед ним лист
бумаги. Сказал своим обычным, вяловато-бесстрастным
тоном: - Значит, мы с тобой так и не ответили на вопрос -
почему Шахмагонова ушла из клиники. Нам известно, что
именно Гольцер посоветовал ей пока что не поступать на
работу. Она согласилась. Что за этим кроется? Не поладила с