Любовь нам все прощает
Шрифт:
Я медленно машу рукой и мысленно задерживаю намеревающуюся упасть слезу:
— Да, мой божественный. Все хорошо?
— Нормально, чика!
— Когда приедешь, Женечка? — Хосе такой большой, а был ведь самый мелкий из дерзостных тройняшек.
— Детка, я так люблю тебя, — прикладываю пальцы к его интерактивному лицу. — Пока не знаю.
— Женька, у меня целый день живот болит, — мой Анхель по-собачьи плачет. — Я даже в школу не ходил.
— Кушать надо меньше, ангелок, и больше двигаться. Ребята, я вас обожаю! Мальчики, соберитесь
— Эухения, сошныко, я блю дебя, — слышу, как отец очередную чушь морозит.
И я! Наверное? Тебя? Не знаю, не уверена — ты так меня обидел своим отсутствием тогда, когда особенно был рядом нужен. А сейчас себя же презираю за то, что так безбожно с ним себя веду! Глупая и злая «Эухения твоя»…
— Я знаю, папа. Знаю. Простите, но мне действительно пора.
Эти еженедельные как будто бы семейные разговоры слишком изматывающе действуют на меня. Казалось бы, родня, семья, а после этого подобия общения на душе одна гнилая пустота.
— Бабуль?
— Да, золотко.
— Смотри, суп на плите — горячий, пока не для холодильника, мягкие котлеты, и жестковатые отбивные, есть отварная рыба, там еще салат…
— Это много, детка, — она смешно морщит тяжелыми годами изрытое лицо. — Ты на неделю, что ли, наготовила?
— А ты с Ириной поделись и не экономь, пожалуйста. Все нормально, средства есть!
Ба в таком возрасте и состоянии, что одиночное плавание по собственной квартире сейчас вообще недопустимо, поэтому я стабильно оплачиваю услуги очень обходительной сиделки и по совместительству прекрасной собеседницы и бабулиной подруги.
— Это безусловно, я не жадина.
— Бабушка, — замираю возле двери. — Слышишь?
— Конечно, Женечка, да-да.
— Я не приду сегодня. Останусь у себя. Это возможно? Ты не натворишь глупостей.
— Повторяю еще раз — я не маленькое дитя, — демонстративно укладывает на свой пояс руки. — Гуляй и веселись, живи, не закрывай себя. Не беспокойся обо мне, мы с Ирочкой пасьянс разложим, найдем, в конце концов, чем себя занять.
Я весьма надеюсь!
— Ба…
— Жень, я тебя прошу, будь только очень осторожна.
— Всегда!
В маршрутке внимательно изучаю сегодняшнее расписание, график замен и внезапные личные просьбы уважаемой Смирновой:
«Евгения, у меня появились некоторые дела, я прошу Вас заменить меня на третьей паре у второго курса».
Да уж! Деловая маленькая колбаса!
— Вы выходите? — осторожно спрашиваю впереди стоящего мужчину.
— Да-да.
Выскакиваю на своей остановке и слышу робкое пожелание мне в спину:
— Хорошего дня…
С нескрываемым изумлением оборачиваюсь на слишком вежливого пассажира и тут же отвечаю:
— Благодарю! И Вам.
Замечательное ведь начало дня?
Шустро двигая ногами, забегаю на нужный этаж учебного
В перерыв забиваюсь в угол на пока еще не слишком родной кафедре, разворачиваю свой тормозок, заполняю чашку до краев кубинским кофе из маленького термоса и откидываюсь всем телом на высокий вертящийся без остановки стул. Блаженство! Я в раю и без студенческих истерик:
«Пятерочку, пятерочку, сто баллов — хочу, хочу, хочу».
Вращаюсь до тошноты и омерзительного головокружения…
Лечу, лечу, лечу, лечу…
— Да, Сев, привет, — не открывая глаз, прикладываю трубку к уху.
— Когда увидимся, Женька?
— Думаю, что через пару часиков буду абсолютно свободна. Ты за мной заедешь?
— Да.
Мне кажется, он там стесняется и мнется, по-видимому, что-то хочет мне еще сказать:
— Жень…
— Я здесь.
— Давай сегодня у тебя останемся. Не возражаешь, не против?
— Не поняла? — усмехаюсь и накручиваю на палец темный локон. — Мы же и так собирались совместно вечер провести.
— В кино тоже не пойдем. Там глупая фантастика для среднего школьного возраста. Ты как? Согласна? Женька, не молчи — ответь.
Господи! По-моему, он пошел на грубый приступ и лобовое столкновение! Распахиваю глаза и останавливаю бесконечное вращение.
— Наверное, да, — в трубку лепечу.
— Через два часа заеду. Встретимся на входе?
— Ага, — утыкаюсь мутным взглядом в свой рабочий стол. — Буду ждать, — незамедлительно выпаливаю на автомате.
Пора, Жень, пора — конкретно с этим делом затянула!
Топчусь на широкой лестнице — дёргано перебираю тонкими ногами, без конца поправляю сползающий ремешок рабочей сумки и рассматриваю свое отражение в огромных окнах холла. Похоже, Севка задерживается, потому как присылает сообщение со слезными извинениями:
«Подожди еще немного — я где-то на далекой Строгановской сто двадцать километров мчу».
Подожду! Нервно улыбаюсь и основательно настраиваюсь на продолжение вечера — дышу неторопливо и довольно громко, то и дело распахивая рот и закрывая медленно глаза.
— Евгения!
Вздрагиваю, как от наваждения. Смирнова, видимо, соизволила вернуться на работу?
— Добрый день, Антонина Николаевна.
— Как наши дела? — останавливается с намерением задавать вопросы. — Доложите.
— Зачеты приняла, ведомость на Вашем столе, экзамен группы написали — увы, еще не проверяла…
— Почему? — вскидывает свой надменный взгляд.
— Я думала, что Вы сами захотите… — подкатываю слабенькое оправдание.
— Хорошо. Дальше, — опускает взгляд и снизу вверх, с откровенным пренебрежением, рассматривает меня.