Любовь нам все прощает
Шрифт:
— Пару провела согласно плану — отсутствующие отмечены в Вашем личном журнале.
— Спасибо за непредвиденную замену, Евгения. А Вы куда-то собрались? Уходите?
— Да. Уже ведь конец дня. Я Вам еще нужна, мне остаться?
— Нет-нет. Просто так спросила… Удачного вечера, Евгения. Всего доброго.
— Спасибо, — дошептываю, стыдливо глядя в землю, — и Вам.
Смирнова шустро пробегает парадные ступени, а я кручусь на месте, как заведенный чужим сознанием таракан.
— Угадай кто? — кто-то «незнакомый» руками зажимает мне глаза
— Севка, ты? — в улыбке предполагаю.
— Привет, малыш! — он разворачивает меня к себе лицом и бегло трогает губами губы. — Давно ждешь? Прости, прости-прости, — целует щеки, лоб, нос, брови, скулы, — прости-прости за опоздание.
— Ничего страшного. Ах, перестань…
— Жень…
Сева внимательно рассматривает меня, наклоняется вперед и касается своим лицом моего лица:
— … ты как? — сосредотачивается на моих губах и громко сглатывает, выказывая не абы какое нетерпение. — Ты подумала над предложением? Согласна? Сегодня вместе? Только ты и я?
— Да-да. Никакого кино — и правда детский сад! Сытный совместный ужин и целый вечер вместе…
— А ночь? Я ведь могу остаться с тобой, а?
Ну да, ну да! Не отвечаю, но утвердительно киваю головой.
— Люблю тебя, — заправляет за ухо мой выбившийся волос, гладит большим пальцем бровь и нажимает, как на кнопку, на кончик моего носа. — Такая классная сегодня! Девчонка — жаркий драйв! — песочит мочку уха и легко придавливает дырочку с гвоздиком-сережкой.
— Ай!
— Прости-прости. Такая сладенькая, так бы и сожрал твое серебряное сердечко.
— Классная? Жаркая? И только сегодня, да? — прищурившись, лукаво улыбаюсь.
— Нет-нет! Ошибся и сморозил глупость. Конечно же, всегда, — он осторожно трогает мои губы, а потом смелеет и целует на улице практически в засос.
Мычу и слепо покоряюсь — следую туда, куда Всеволод меня ведет в очень жарком поцелуе.
— Ты его знаешь, детка? — на короткое мгновение отрывается от моего рта, одним лишь подбородком кивает куда-то позади меня и плавно переключается на шею. — Завидует болван? Мир основательно трещит от извращенных обормотов!
— Кого его? — прикрываю глаза от блаженства, вызванного жалящими мелкими поцелуями в щеки, в губы, в подбородок, в скулы. — Ко-о-го знаю? Кто там? Что ты имеешь в виду?
— Стоит и пялится какой-то озабоченный урод!
Какой еще урод? Кто пялится? Ничего не понимаю.
Распахиваю глаза и немного отстраняюсь от Севы, неторопливо поворачиваюсь и замечаю напротив нас высокого мужчину в черных очках, принтованной футболке и темно-синих джинсах — облокотившись задом на ограду перед корпусом, закуривая сигарету, с похотливой улыбкой на губах, расположился тот, кто меня неделю назад любезно до автобусной остановки подвез. Сергей! Младший сын Смирновой… Как выяснилось позже, когда он буром клянчил мой номер телефона и не желал мальчишку с моих коленей убирать, пока я любезно не предоставлю ему одиннадцать уникальных мобильных
— Жень, ты его знаешь? — притягивает к себе за шею и утыкается подбородком в мою парующую макушку.
Севка не смотрит на Сергея, а внимательно ищет ответ в моих глазах и волосах?
— Это сын моего начальника. Вынужденное знакомство, понимаешь?
— Да, еще бы! Босс, шеф, барин, господин, царь, князь, начальствующий урод — это же святое. Не допекает чадо?
— Нет. Ты что? — сильно возмущаюсь.
— Тихо-тихо. Просто так спросил, уж больно жадно жрет тебя глазами, словно виды, мразь, имеет. Не мешает? Полномочиями не пользуется? Тебе не досаждает? Жень? Жду? И только правду, как всегда.
— Ревнуешь? — подмигиваю и перед его носом слегка облизываю губы.
— Еще чего! — хмыкает и крепче обнимает за талию.
Впечатывает в себя и пошло ерзает пахом по моему животу.
— Перестань, — прикрыв глаза, шепчу.
— Пусть смотрит, если нравится. Похоже, у него проблемы с этим делом. Так и жрет, так и жрет. Урод! Пойти, что ли, разобраться?
— Не надо! Его мать меня в порошок сотрет.
А было бы за что? Выкручиваюсь из Севкиных тисков, проворачиваюсь в его руках на все сто восемьдесят и нагло встречно пялюсь на барчонка.
— Как скажешь, детка! Тогда поехали домой? — прикладывается теплыми губами к моему затылку, а наблюдатель как-то пошло кривится и наглый взгляд уводит в сторону. — Жень, ты тут все?
Похоже, да — условный враг невосполнимо побежден!
— Ага.
В машине сохраняем абсолютное молчание и олимпийское спокойствие — я, как ребенок, глазею по сторонам, улыбаюсь своему отражению в стеклах, прокручиваю ремешки сумки в пальцах, скребу ногтями декоративные кармашки. На вынужденных светофорных остановках ловлю немного пошлый Севкин взгляд, а у самого подъезда пресекаю его ручной захват между моих ног:
— Сева, стоп. Так не надо.
— Чего ты? — он глушит двигатель, отстегивает свой ремень и практически залазит на меня. — Все ведь хорошо, детка?
— Да-да, — выкручиваюсь. — Просто в машине…
— Здесь слегка начнем, а наверху основательно продолжим. Блин, Жень, у меня там очень тяжело.
Ощущаю весьма неоднозначную дрожь в своих коленях и бешеную влажность рук:
— Не хочу в машине. Не люблю «случайно получилось — нет сил терпеть». Сева, пожалуйста, — отталкиваюсь от его плечей и, кое-как освободившись от не очень крепкой хватки, вываливаюсь наружу.
Спокойно жду, пока он обойдет машину, пока подергает все двери, пока носком проверит уровень давления в колесах. Похоже, технический ритуал окончен, Всеволод подходит и властным жестом, схватив меня за талию, притягивает к себе:
— Крошка, я так долго этого жду.
Боюсь, что Севу наверху в постели подкараулит стойкое разочарование, но… Была не была!
Жадно целоваться мы начали еще в кабине лифта, а расстегивать пуговицы на воздушной блузке он осмелился уже на выходе из нее.