Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
всего потому, что Василя тревожило будущее.
Что ни говори, а завтра, когда приедет из волости милицияп Василь будет
все же виноват. Потащат на допрос, попробуй оправдаться тогда. Помогал,
приводил...
Снова протяжно, по-волчьи, завыла собака. "Правду Ганна говорила.
Словно к покойнику. Как чувствовала все равно..."
Хоть бы одна душа на пригуменьях встретилась, хоть бы цеп где-нибудь
ударил, все было бы не так тоскливо, не
бандюги, и людской глаз не увидит.
Молчаливые, равнодушные, чернеют пустые овины под темными шапками
крыш... А может, и лучше, что они пустые, не видят ничего, - знать никто
не будет дороги, по которой Василь ведет бандитов...
Вблизи вдруг залилась лаем чья-то собака, злая, неугомонная, выкатилась
из-под ворот, черным комком бросилась под ноги. Хрипатый невольно
остановился, отмахнулся обрезом. Василь ступил шаг в сторону, настороженно
оглянулся и в тот же момент почувствовал сильный удар по голове чем-то
твердым.
– Улизнуть хочешь, сволочь?
Собака упорно не отставала, заливалась лаем, разбудила других собак,
которые вторили ей со своих дворов. Она, видно, не в меру осмелела, потому
что вдруг завизжала от удара и захлебнулась.
– Где?
– нетерпеливо спросил хрипатый Василя.
– Далеко?
– Сейчас...
Не доходя до Грибкова гумна, Василь остановился:
– Там... хата его.
– Не брешешь? Гляди, если сбрехал!..
– Его...
– Василь попросил: - А теперь - отпустите!..
– Успеешь!
– резко ответил хрипатый.
– Дома подождут...
Оставив одного из своих с Василем, хрипатый, лязгнув затвором,
направился с остальными на пригуменье Грибка,
4
Первой на стук в окно в Грибковой хате проснулась жена. Она минуту
слушала, не понимая еще, что стучат к ним, - слушала и лежала.
– Ахрем, встань...
– наконец потрясла она мужа за плечо.
Грибок, сопя, неохотно поднялся, сладко зевнул вслух, почесался. В хате
было темно и душно. Шаркая непослушными босыми ногами по прохладному
глиняному полу, он поплелся к низкому окошку. Спросонок стукнулся об угол
косяка, выругался. Прижавшись лицом к стеклу, внимательно всматривался в
фигуру за окном, но она тускло расплывалась во мраке.
– Кто там?
– Свой. Из волости.
– Кто такой?
– По земельному делу я...
– По земельному... Мало вам дня!..
Грибок сопел, думалось трудно. А голос за окном объяснял:
– Беда случилась. Запоздать пришлось... Конь ногу вывихнул. К
ветеринару ездили...
–
– Так я же свой...
– Из волости?
– Из волости. Уполномоченный...
Жена упрекнула:
– Влез в эту беду... Ночью покою нету...
– Конь, говорит, ногу попортил...
Грибок в темноте нащупал кружку, зачерпнул воды. Чтото очень томила
жажда, он выпил две кружки, в тишине было слышно, как булькала в его горле
вода: ковть, ковть.
Сквозь сон что-то пробормотал ребенок, он прислушался, но ничего не
понял и, звякнув щеколдой, вышел в сени.
Едва только Грибок привычно отодвинул засов и, серый, в домотканом
нижнем белье, появился в раскрытых дверях, как человек, ждавший на
крыльце, рванул его за воротник.
– Пикни только, сволочь!
Он почувствовал, как в грудь уперлось что-то твердое, холодное. Ничего
не понимая, растерявшись от неожиданности, он выдавил.
– Б-братко... ш-што ты? ..
– Мы тебе не браты, иуда!
Так же тихо, зловеще хрипатый прошипел:
– Пошли!
Грибок, окаменев от страха, покорно поплелся в сторону хлева.
– Постой тут, постереги, чтобы из хаты...
– донеслись до него слова
кого-то из бандитов.
"Маслаки!" - молнией вспыхнула мысль в тяжелой, будто налитой водой,
голове. Мысль эта отозвалась в сердце смертельной тоской: "Конец!" Доведут
до хлева, поставят, и - конец. Как и не было его, Ахрема. Им погубить
человека - что плюнуть. Не одного уж комитетчика уложили... Слышал ведь об
этом Ахрем, знал, что не доведет до добра комитет, но нет, не удержался.
Черт его понес...
Да разве ж он сам набивался! Выбрали - выбрали на его голову!..
– Стой, - приказал хрипатый.
Он остановился.
– Кайся!
У Ахрема слова застряли в горле.
– Не хочешь?
– Б-братки, - еле выговорил наконец Грибок, - п-пожалейте!.. Н-не... не
в-виноват я... Я не с-сам в комитет, н-не по охоте...
– Чего с ним цацкаться?!
– нетерпеливо отозвался тот, что стоял чуть
поодаль.
– Рассветет скоро... Кокнуть - и все!
– Не в-виноват я... б-братки!:.
Бандит поднял обрез, лязгнул затвором, пощупал пальцем, есть ли патрон.
– Деток, если не меня... пожалейте!
Бандиты были неумолимы.
– Самому надо было жалеть!
– За что ж меня?.. Наговорили, видно... Не верьте...
– Не виноват, говоришь? А передела земли кто захотел?
– Не я. Собрание решило...