Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
судорожно всхлипывала, вытирая глаза большими потрескавшимися пальцами.
Когда же сын обулся, начала говорить, что положила ему в торбу: буханку
хлеба, огурцов, - но Василь, не дослушав, подошел к Андрею Рудому, взял
свитку.
– Можно было бы ту, в которой работал, - проговорил Василь, набросив
свитку на плечи.
– Не в сваты, чтоб в новой...
Это было все, что он сказал тут.
– Так она же как сито, сыночек. Вся в дырках...
Едва Шабета, перебросив сумку через плечо, приказал двигаться и Василь
спокойно зашагал, мать снова припала к сыну, в скорби, в отчаянии,
запричитала - А мой же ты дубочек, месяц ты мой золотенький!..
А как же ты один будешь!..
"Ну вот, не может без этого!" - недовольно нахмурился Василь. Мать
заметила, словно прочла этот упрек в его глазах, и немного притихла.
– Раньше надо было плакать, - уже во дворе отозвался Шабета.
– Когда
растила. Учить надо было, чтоб жил честно...
Не спуская глаз с Василя, он отвязал от штакетника гнедого коня, почти
до седла обрызганного грязью.
– Ну, давай иди!
– приказал Шабета.
Василь на миг словно очнулся, взглянул на мать с любовью и сожалением,
– как она тут одна со старым да малым управляться будет! Чувствуя, как от
жалости дрогнуло что-то внутри, сказал ей:
– Мамо, останьтесь тут!
Она, давясь слезами, кивнула.
Идя улицей, Василь видел: люди стояли у ворот, липли к окнам. Снова он
шел равнодушный ко всему, с неподвижным, застывшим лицом, будто не узнавая
никого, ни на кого не глядя. На улице было грязно, ноги глубоко увязали,
надо было держаться ближе к заборам, идти стежкой, но он равнодушно шагал
серединой улицы.
Проходя мимо своего дома, Василь увидел деда Дениса, стоявшего без
свитки и без шапки, Володьку, глядевшего с любопытством, даже весело, - но
не подал виду, что заметил их. Все было словно в тумане, казалось
выдумкою, в которую самому еще не верилось. Все было будто нереальным: и
эта улица, и грязь, и он, арестант, и Шабета, который терпеливо тянется
вслед, ведя на поводу лошадь, и даже дед...
Только одно жило, волновало Василя - Ганна. Как ни был угнетен,
безразличен, казалось, ко всему, еще издали заметил ее. Держась за столбик
открытой калитки, Ганна смотрела на Василя, нетерпеливо ждала. И странное
случилось с Василем, - хотя и сам ждал ее, будто назло себе, стремился в
последний раз, на прощанье, взглянуть на нее, ощутил вдруг горечь,
настороженность, неприязнь. "Стоит! Вышла посмотреть - нашла зрелище!..
Мало
и брови недобро сдвинулись, глаза оторвались от нее, уставились в холодную
грязь, что ползла под ногами. Так и подходил, не взглянув больше на нее,
полный упрямого мстительного чувства.
– Василь!..
– рванулась Ганна от калитки навстречу.
Он лишь на мгновение остановился, взглянул на нее и тут же спохватился,
тяжело зашагал дальше.
– Василь... не виновата я!..
Василь не оглянулся, не ответил, будто не слышал. Ганна прошла немного
вслед, отстала. Молча, время от времени оскальзываясь, месил он грязь,
бредя за деревню, - туда, где лежала непролазная дорога через болото, где
была неизвестность.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
1
Сразу после того, как Василь прошел, Ганна отправилась домой. Ей,
девушке, нехорошо было не то что идти за парнем, но и долго смотреть ему
вслед, - в Куренях считалось это неприличным. Почти половина куреневцев
стояла на улице, следила за Василем и, значит, за Ганнои. И Ганне надо
было особенно держаться неписаного, но обязательного закона.
Она уже и так нарушила этот закон, подойдя к Василю, нарушила его на
виду у стольких людей, теперь надо было как-то повиниться перед людьми,
показать, что она не ктонибудь, что она бережет свою честь, уважает
обычаи. И она шла домой, с виду спокойная, степенная, шла так, как и
надлежало ей идти, ни разу не оглянулась, даже не посмотрела, куда его
повели. И надо сказать, Ганне теперь и не хотелось идти за Василем или
смотреть ему вслед. Он так обошелся с ней, так ответил на ее искренний
порыв - оскорбил перед всей деревней. Возвращаясь домой, она вначале несла
в себе только обиду.
Мачеха была в хате, замешивала корм поросятам, и Ганна подумала:
хорошо, что хоть она не стояла на улице, не видела. Мачеха стерла с
порозовевших рук налипшие комочки картошки и теста, выпрямилась, бросила
Ганне:
– Отнеси вот...
Но когда Ганна взяла ведро, не удержалась, неожиданно упрекнула:
– И не стыдно!.. Виснуть на парне, при людях!..
"Видела все-таки. В окно подсмотрела!.. Чтобы она да пропустила
что-нибудь!.."
– Кто виснет? Скажете!..
– Видела!.. И он, он хорош! Отвернулся, говорить не стал!.. Пан какой
гонористый!..
Ганна торопливо захлопнула за собой дверь, - и без того муторно, хоть
ты плачь, а тут еще разговор этот.