Люди на болоте. Дыхание грозы
Шрифт:
– Кому ето?!
По хате снова прошел гул.
– Есть такая личность.
– Миканор промолчал минуту, добавил победно: -
Колхоз!
По хате пошло: "Есть уже, вроде, у них!", "У каждого земля была!", "С
землей шли!", "Обобществили!.."
Миканор заметил: Гайлис повернул голову к нему, строго и требовательно
ждет, - в ропоте, что не хотел уняться, объявил:
– Слово по данному вопросу имеет председатель сельсовета товарищ Гайлис.
Гайлис
шинели, с ясным, открытым взглядом голубоватых глаз. Стоял, ждал, пока не
утихли все. Только когда воцарилась нерушимая тишина, с обычной своей
аккуратностью и точностью начал объяснять:
– Землеустройство, который проводится теперь, не есть простой фокус,
как думают некоторые люди. Землеустройство проводится не потому, что
кому-то нечего делать и он выдумал снова переделить землю. Нет,
землеустройство есть серьезный и необходимый кампания, который имеет
серьезное политическое значение. Землеустройство проводится потому, что
теперешнее положение с землей не соответствует новому положению на селе.
Старый положение с землей был установлен при старом порядке, который
теперь изменился.
Новый положение требует и нового землеустройства. Теперь на смену
единоличным хозяйствам пришел коллективный хозяйство - колхоз. На смену
мужицким полоскам должно прийти широкое колхозное поле. Колхоз будет
работать на тракторах, сеялках, жатках - ему необходимо широкое поле.
На узких полосках колхоз работать не может! Это землеустройство и
должно дать колхозам широкое поле, простор для техники, для счастливой и
культурной жизни. Это имеет важное значение для всего села и для всего
народа, потому что в этом единственный путь мужика к культурной жизни.
Потому что колхоз должен показать всем, как надо идти по этому пути!..
После такого вступления Гайлис повел речь в практическом направлении,
сказал, что для землеустройства сельсовет и партячейка создали комиссию,
что комиссия и будет всем руководить. Он определил вопросы, - расстегнув
шинель на груди, достал аккуратно сложенную бумажку, начал читать, из кого
состоит комиссия. Люди настороженно слушали: он читал выразительно,
стараясь выговаривать четко, приостанавливаясь после каждой фамилии; были
в комиссии Гайлис, Миканор, Хоня, Чернушка, Грибок. Когда он свернул
листок, по хате пошел ропот недовольства, слышались и голоса одобрения:
"Ето комиссия: одни колхозовские!..", "А колхозники что - не люди?..",
"Одного Чернушку от всего села!..", "Правильная комиссия!..", "Хитро
составлена!..", "Такая
Гайлис спокойно переждал шум, сказал, что комиссия будет работать
вместе с землемером, который специально прислан из района: он показал на
землемера, державшегося так, будто речь шла о ком-то другом. Комиссия,
объявил Гайлис, начнет работать завтра и постарается сделатб все быстро и
хорошо. Все материалы оформлены, необходимый инструмент привезен, все
подготовлено, чтобы начинать.
– А какое поле под колхоз?
– не выдержал, крикнул от печи Евхим.
Евхима поддержал дружный, нетерпеливый гомон: чувствовалось, что это
больше всего волнует многих в хате.
– Сейчас скажу.
– Гайлис невольно глянул в ту сторону, откуда
выкрикнули, упрекнул нетерпеливого: - Не надо спешить поперед батька.
Всему своя очередь.
– Глядя уже на других, сказал с дружеской
откровенностью: - Мы этот вопрос думали. Для колхоза будет отведено поле,
которое называется Пилипов рог.
– Are!
– вырвалось сразу у кого-то из женщин. Ядовитое, несдержанное.
Вмиг хата загудела, забурлила беспорядочными горячими голосами: все в селе
по слухам знали уже про это; многие пришли на собрание с твердым
намерением помешать переделу, уберечь свое; все время ждали этого момента.
Шумели, кричали так, что сначала все тонуло в сплошном гуле. Вырывались
только отдельные выкрики: "Выбрали! ..", "Нашли!", "А другим что?!",
"Решили!", "Других - на пески!", "Правильно!", "Дулю!", "Не дадим!"
Угрожал, готовый ринуться в бой, Евхим. Горланил, помогал Евхиму, будто
похваляясь силой голоса, Бугай. Кипел злобою, даже вскакивал с лавки Вроде
Игнат. Тяжко, как в бочку, бухал Прокоп Лесун; чисто, проворно сыпала
недобрыми присказками Сорока. Чернушиха махала руками, качала головой,
обращаясь к женщинам: кричала больше всего потому, что кричали Сорока и
другие. По дружескому долгу. Старый Глушак, болезненно тряся головой,
сипел тихо, сдержанно: помнил себя и тут, побаивался; от сдерживаемой
злобы брызгал слюной, - если б мог, разорвал бы латыша и рябого.
В голоса недовольства, возмущения врывались крики, одобрявшие передел
земли, - крики колхозников: Хони, Хведора Хромого, Зайчика, Зайчихи. Их
распаляла ярость тех, кто возмущался: они, как бойцы в битве, сражались
тем более отчаянно, чем больше на них наваливались Может быть, кричали еще
горячее, громче: их быЛо все же меньше, а перекричать - пересилить они