Люди сороковых годов
Шрифт:
– И что же ты на это сказала?
– Я говорю: "Наш барин никогда и ни на ком не женится!"
– Отчего ж ты так думаешь?
– спросил ее Вихров с улыбкою.
– Оттого, барин, куда же вам меня-то девать будет? Вам жаль меня будет: вы добрый.
Вопрос этот в первый еще раз представлялся Вихрову с этой стороны: что если он в самом деле когда-нибудь вздумает жениться, что ему с Груней будет делать; деньгами от нее не откупишься!
"Э, - подумал он, - где мне, бобылю и скитальцу, жениться", - и то же самое высказал и вслух:
– Не бойся,
– Ну, вот, барин, благодарю покорно, - сказала Груня и поцеловала опять его в плечо.
– А то, барин, еще умора...
– продолжала она, развеселившись, - этта верхний-то хозяин наш, Виссарион Ардальонович встретил меня в сенях; он наглый такой, ни одной девушки не пропустит... "Что, говорит, ты с барином живешь?" - "Живу, - говорю я, - где же мне жить, как не у барина?" - "Нет", - говорит, - и, знаете, сказал нехорошее. "Нет уж, говорю, - это извините, барин наш не в вас!" - "Ну, коли он не такой, так я за тобой стану волочиться". Я взяла да кукиш ему и показала; однако он тем не удовольствовался: кухарку свою еще подсылал после того; денег ужас сколько предлагал, чтобы только я полюбила его... Я ту так кочергой из кухни-то прогнала, что чудо!
– Что ж ты нравишься, что ли, ему очень?
– Не знаю, зачем уж так я оченно ему нужна; точно мало еще к нему разных мамзелей его ходит.
– А много?
– Много!.. Прескверный насчет этого мужчина.
В это время сверху пришел к Вихрову посол.
– Шлет уж - не терпится!
– сказала Груня с гримаской, увидя горничную Юлии Ардальоновны.
– Барышня велела поздравить вас с приездом, - проговорила та, - и сказать вам, что если вы не очень устали, так пожаловали бы к ним: они весьма желают вас видеть.
– Хорошо, скажи, что приду, - отвечал Вихров.
Груня сделала при этом не совсем довольное личико, впрочем, молча и с покорностью пошла подавать барину умываться и одеваться.
Он, придя наверх, действительно застал Юлию больной. Она сидела на кушетке, похудевшая, утомленная, но заметно с кокетством одетая. При входе Вихрова она кинула на него томный взгляд и очень слабо пожала ему руку.
– Вы больны?
– спросил ее Вихров, почему-то сконфуженный ее печальным видом.
– Да, немножко, - отвечала Юлия, а сама между тем с таким выражением взяла себя за грудь, которым явно хотела показать, что, напротив, - множко.
– Чем же, собственно?
– спросил Вихров, садясь от нее довольно далеко.
– Я не спала все это время, а потому сил совершенно нет, - отвечала Юлия, устремляя на Вихрова нежный взор.
Он, со своей стороны, просто не знал - куда себя и девать.
– Послушайте, Вихров, - начала Юлия, - скажите мне, могу я вас считать себе другом?
– Сколько вам угодно!
– отвечал он, стараясь придать начинающемуся разговору шутливый тон.
– И вы будете со мной откровенны?
– продолжала Юлия.
– В чем могу!
– отвечал Вихров, пожимая плечами.
– Скажите, - говорила Юлия (она в это время держала глаза опущенные вниз), - вы кроме
– Любил!
– отвечал Вихров односложно.
– Но надеюсь, - продолжала Юлия, - что в этом случае ваш вкус не унизился до какой-нибудь госпожи - очень уж невысокого происхождения?
Вихров при этом взглянул на Юлию: он догадался, что она намекает ему на Грушу, - и ему вздумалось немного подшутить над ней за ее барскую замашку.
– А отчего же и не унизиться?
– спросил он.
– Да потому что...
– отвечала Юлия, вся вспыхнув и пожимая плечами, интересного тут ничего нет... может быть, впрочем, это только какое-нибудь временное увлечение?
– Может быть и временное, - отвечал загадочно Вихров.
Юлия не знала - как и понять его. Насчет Груши ей разболтал и этим очень обеспокоил ее брат Виссарион.
– Никогда он на тебе не женится, - бухнул он ей прямо, - потому что у него дома есть предмет страсти.
Юлия вопросительно посмотрела на брата.
– Я пятьсот рублей предлагал, чтобы получить только взаимность, - не приняла.
Виссарион более вящего доказательства не полагал и нужным прибавлять со своей стороны.
– Может быть - ты не нравишься ей, - проговорила Юлия, потупляясь.
– Ну да, не нравишься... Нравятся им только деньги, а если не берет, значит - с той стороны дают больше.
Тысячи мрачных мыслей наполнили голову Юлии после разговора ее с братом. Она именно после того и сделалась больна. Теперь же Вихров говорил как-то неопределенно. Что ей было делать? И безумная девушка решилась сама открыться в чувствах своих к нему, а там - пусть будет, что будет!
– Послушайте, - начала она, побледнев вся в лице, - за то, что вы мне открыли вашу тайну...
Какую ей Вихров тайну открыл - неизвестно.
– Я сама вам открою тайну.
Вихров понял, куда начинал склоняться разговор - и очень этого испугался. Главное, он недоумевал: остановить ли Юлию, чтобы она не открывала ему тайны; если же не остановить ее, то что ей сказать на то? К счастью его, разговор этот перервал возвратившийся домой Виссарион.
– А, изволили прибыть?..
– воскликнул он не без удовольствия и в то же время мельком взглянув на сестру, сидевшую в какой-то сконфуженной и недовольной позе. Недовольна Юлия была, по преимуществу, его приходом.
– Вы там, батюшка, говорят, чудеса напроизводили, - продолжал инженер, - бунт усмирили, смертоубийство открыли!
– Было все это отчасти, - отвечал Вихров.
– А губернатора видели?
– Нет еще.
– Так как же это?
– А так же, завтра успею.
– Этого нельзя, - воскликнул Захаревский, - со следствия вы должны были бы прямо проехать к нему; поезжайте сейчас, а то он узнает это - и бог знает как вас распудрит.
– Пусть себе, очень мне нужно!
– сказал сначала Вихров, но потом подумал, что инженер может опять куда-нибудь уехать, и он снова останется с Юлией вдвоем, и она ему сейчас же, конечно, откроет тайну свою.