Люди сороковых годов
Шрифт:
– Какой гроб?
– Не знаю-с. Меня поутру, как священники-то пришли служить, замертво почесть подняли, со всеми этими поличными моими вещами, и прямо же тогда в острог, в лазарет, и привезли.
– С этого времени ты поседел?
– С этого самого разу-с, - отвечал малый.
В числе арестантов Вихров увидел и своего подсудимого Парфена, который стоял, как-то робко потупя глаза, и, видимо, держал себя, как человек, находящийся в непривычном ему обществе.
Вихров довольно отрывисто и довольно нескладно сказал арестантам, чтобы они не буянили
– Мы слушаемся, ваше благородие, - отвечало несколько голосов, но насмешливый оттенок явно слышался в тоне их голоса.
Чтобы дать такое же наставление и женщинам, Вихров, по просьбе смотрителя, спустился в женское отделение.
– Вы к окнам не смейте подходить, когда арестанты на дворе гуляют! сказал он арестанткам.
– Нам зачем подходить - пошто!
– отвечала одна старуха.
– Вот это самая Катюшка-то и есть!
– сказал потихоньку смотритель, показывая Вихрову на одну довольно еще молодую женщину, сидевшую в темном углу.
Вихров подошел к ней. Арестантка встала.
– Давно ли ты содержишься в остроге?
– спросил Вихров, осматривая ее круглый стан.
– Полтора года-с, - отвечала арестантка.
– Но как же ты очутилась в таком положении?
– Да что кому за дело до того?
– отвечала арестантка.
– Да дело-то не до тебя, а до порядков в остроге.
– Мы не в одном остроге сидим, а нас и по улицам водят, - отвечала арестантка.
– Да, но вас водят с конвоем.
– А конвойные-то разве святые?
– Кто же такой именно этот конвойный?
– Я не знаю-с!.. Солдат - известно!.. Разве сказывают они, как им клички-то, - отвечала довольно бойко арестантка, видно, заранее уже наученная и приготовленная, как говорить ей насчет этого предмета.
Вихров пошел из острога. Все, что он видел там, его поразило и удивило. Он прежде всякий острог представлял себе в гораздо более мрачном виде, да и самые арестанты показались ему вовсе не закоренелыми злодеями, а скорей какими-то шалунами, повесами.
– Скажите, отчего эти два арестанта называют себя не помнящими родства?
– спросил он провожавшего его смотрителя.
– Солдаты, надо быть, беглые, - отвечал тот, - ну, и думают, что "пусть уж лучше, говорят, плетьми отжарят и на поселение сошлют, чем сквозь зеленую-то улицу гулять!"
IX
СЕЛО УЧНЯ
Село Учня стояло в страшной глуши. Ехать к нему надобно было тридцативерстным песчаным волоком, который начался верст через пять по выезде из города, и сразу же пошли по сторонам вековые сосны, ели, березы, пихты, - и хоть всего еще был май месяц, но уже целые уймы комаров огромной величины садились на лошадей и ездоков. Вихров сначала не обращал на них большого внимания, но они так стали больно кусаться, что сейчас же после укуса их на лице и на руках выскакивали прыщи.
– Вы, барин, курите побольше, а то ведь эти пискуны-то совсем съедят! сказал, обертываясь к нему, исправнический кучер, уже весь искусанный комарами
– И ты кури!
– сказал Вихров, закуривая трубку.
– И мне уж позвольте, - сказал кучер. Он был старик, но еще крепкий и довольно красивый из себя.
– Не знаю, как вашего табаку, а нашего так они не любят, - продолжал он, выпуская изо рта клубы зеленоватого дыма, и комары действительно полетели от него в разные стороны; он потом пустил струю и на лошадей, и с тех комары слетели.
– Здесь вот и по деревням только этаким способом и спать могут, объяснял кучер, - разведут в избе на ночь от мужжевельнику али от других каких сучьев душину, - с тем только и спят.
– Отчего же здесь так много комаров?
– спросил Вихров.
– Оттого, что места уж очень дикие и лесные. Вот тут по всей дороге разные бобылки живут, репу сеют, горох, - так к ним в избушку-то иной раз медведь заглядывает; ну так тоже наш же исправник подарил им ружья, вот они и выстрелят раз - другой в неделю, и поотвалит он от них маленько в лес.
– А ты крепостной исправника?
– спросил Вихров.
– Нет, я вольный... годов тридцать уж служу по земской полиции. Пробовали было другие исправники брать своих кучеров, не вышло что-то. Здесь тем не выездить, потому места хитрые... в иное селение не дорогой надо ехать, а либо пашней, либо лугами... По многим раскольничьим селеньям и дороги-то от них совсем никуда никакой нет.
– Как же они сами-то ездят?
– Сами они николи не ездят и не ходят даже по земле, чтобы никакого и следа человеческого не было видно, - а по пням скачут, с пенька на пенек, а где их нет, так по сучьям; уцепятся за один сучок, потом за другой, и так иной раз с версту идут.
– Зачем они делают это?
– Чтобы скрытнее жить... Не любят они, как наш русский-то дух узнает про них и приходит к ним.
– А Учня - сильно раскольничье село?
– сказал Вихров, с удовольствием думая, что он, наконец, увидит настоящих закоренелых раскольников.
– Сильно раскольничье!
– отвечал кучер.
– И там не один раскол, а всего есть. Ныне-то вот потише маленько стало, а прежде они фальшивую монету делали; все едино, как на монетном дворе в Питере... я еще, так доложить, молодым мальчиком был, как переловили их на этом.
– Как же их переловили?
– спросил Вихров.
– Да что, разве хитро было-то! Начальство-то только им прежде поблажало, потому что деньги с них брало.
– Фальшивые же?
– Нет, не фальшивые, а требовали настоящих! Как теперь вот гляжу, у нас их в городе после того человек сто кнутом наказывали. Одних палачей, для наказания их, привезено было из разных губерний четверо. Здоровые такие черти, в красных рубахах все; я их и вез, на почте тогда служил; однакоже скованных их везут, не доверяют!.. Пить какие они дьяволы; ведро, кажется, водки выпьет, и то не заметишь его ни в одном глазе.