Люди сороковых годов

Писемский Алексей Феофилактович

– В самом деле, я съезжу, - проговорил он, вставая.

Юлия обратила на него умоляющий взор.

– Поезжайте, поезжайте!
– говорил Захаревский.

Юлия спросила его тихим голосом:

– А к нам еще придете?

– Может быть, - отвечал Вихров и проворно ушел.

– Что, поразила его грустным своим видом?
– спросил Захаревский сестру.

Та рассердилась на это.

– Что это у тебя за глупые шутки надо мной!

– Не шутки, а, право, уж скучно на все это смотреть!
– отвечал с сердцем инженер.

К

губернатору Вихров, разумеется, не поехал, а отправился к себе домой, заперся там и лег спать. Захаревские про это узнали вечером. На другой день он к ним тоже не шел, на третий - тоже, - и так прошла целая неделя. Захаревские сильно недоумевали. Вихров, в свою очередь, чем долее у них не бывал, тем более и более начинал себя чувствовать в неловком к ним положении; к счастию его, за ним прислал губернатор.

Вихров сейчас же поспешил к нему поехать.

Начальник губернии в это время сидел у своего стола и с мрачным выражением на лице читал какую-то бумагу. Перед ним стоял не то священник, не то монах, в черной рясе, с худым и желто-черноватым лицом, с черными, сверкающими глазами и с густыми, нависшими бровями.

Окончив чтение бумаги, губернатор порывисто позвонил.

В кабинет вбежал адъютант.

– Что же Вихрова мне?
– произнес сердито начальник губернии.

– Он здесь, ваше превосходительство, - отвечал адъютант.

– Позовите его сюда!

Вихров вошел.

Лицо губернатора приняло более ласковое выражение.

– Здравствуйте, любезнейший, - сказал он, - потрудитесь вот с отцом Селивестром съездить и открыть одно дело!..
– прибавил он, показывая глазами на священника и подавая Вихрову уже заранее приготовленное на его имя предписание.

Тот прочел его.

– Когда же ехать туда надо?
– спросил он священника.

– Сейчас же!
– отвечал тот ему сурово.
– В воскресенье они были для виду у меня в единоверии; а завтра, на Петров день, сбегутся все в свою моленную.

– Тут становой им миротворит. Моленная должна быть запечатана, а он ее держит незапечатанною; его хорошенько скрутить надобно!
– приказывал губернатор.

Вихров молчал: самое поручение было сильно ему не по душе, но оно давало ему возможность уехать из города, а возвратившись потом назад, снова начать бывать у Захаревских, - словом, придать всему такой вид, что как будто бы между ним и Юлией не происходило никакого щекотливого разговора.

– С богом, поезжайте, - сказал ему губернатор.

Вихров раскланялся и вышел. Священник тоже последовал за ним.

– Не угодно ли вам будет со мной ехать, на моей паре?
– сказал он, нагоняя Вихрова на улице.

– А это далеко?

– Нет, одна пряжка всего.

– Хорошо!

Согласием этим священник, кажется, остался очень доволен.

– Вам будет без сумнения, да и мне тоже!
– говорил он.
– А вот и кони мои, - прибавил он, показывая на ехавшую по улице пару, которою правил, должно быть, работник.

Вихров шел быстро; священник не отставал от него:

он, по всему заметно было, решился ни на минуту не выпускать его из глаз своих.

– А кто такой становой у вас?
– спросил его Вихров.

– Огарков, переведенный к нам из другой губернии, - отвечал священник.

– Ах, боже мой, Огарков!
– воскликнул Вихров.

Оказалось, что это был муж уже знакомой нам становой, переведенный в эту губернию тоже по рекомендации Захаревских.

– У него жена, - этакая толстая и бойкая?
– спросил Вихров.

– Она самая и есть, - отвечал священник.
– Пострамленье кажись, всего женского рода, - продолжал он, - в аду между блудницами и грешницами, чаю, таких бесстыжих женщин нет... Приведут теперь в стан наказывать какого-нибудь дворового человека или мужика. "Что, говорит, вам дожидаться; высеки вместо мужа-то при мне: я посмотрю!" Того разложат, порют, а она сидит тут, упрет толстую-то ручищу свою в колено и глядит на это.

При таком описании образ милой становой, как живой, нарисовался в воображении Вихрова.

– Ужасная она госпожа, - знаю я ее!
– проговорил он.

Груня чрезвычайно удивилась, когда увидела, что барин возвратился с священником.

– Я опять сейчас, Груша, уезжаю, - сказал он ей.

– Вот тебе раз!
– произнесла она испуганным голосом.

– И тебя никак уже не могу взять с собой, потому что еду с священником, - шутил Вихров.

– Где уж, если с священником... А куда же вы едете?.. Опять к раскольникам?

– Опять к раскольникам.

– Ну, что, барин, вы нарочно, должно быть, напрашиваетесь, чтобы кутить там с раскольническими девушками: у них там есть прехорошенькие!

– Есть недурные!
– шутил Вихров и, чтобы хоть немножко очистить свою совесть перед Захаревскими, сел и написал им, брату и сестре вместе, коротенькую записку: "Я, все время занятый разными хлопотами, не успел побывать у вас и хотел непременно исполнить это сегодня; но сегодня, как нарочно, посылают меня по одному экстренному и секретному делу - так что и зайти к вам не могу, потому что за мной, как страж какой-нибудь, смотрит мой товарищ, с которым я еду".

Священник все это время, заложив руки назад, ходил взад и вперед по зале - и в то же время, внимательно прислушиваясь к разговору Вихрова с горничной, хмурился; явно было, что ему не нравились слышимые им в том разговоре шутки.

XII

ЕДИНОВЕРЦЫ [102]

Уже ударили к вечерне, когда наши путники выехали из города. Работник заметно жалел хозяйских лошадей и ехал шагом. Священник сидел, понурив свою сухощавую голову, покрытую черною шляпою с большими полями. Выражение лица его было по-прежнему мрачно-грустное: видно было, что какие-то заботы и печали сильно снедали его душу.

– Вы давно, батюшка, в единоверие перешли?
– спросил его Вихров.

– Седьмой год-с, - отвечал священник.