Люди сороковых годов
Шрифт:
– Хорош прекрасный человек!
– воскликнул Вихров.
– Он его, по крайней мере, таким считает!.. Сам же Клыков, как слышал я, ускакал в Петербург, вероятно, там выдумает что-нибудь отличное! заключил Захаревский и, видимо, от сдерживаемой досады не в состоянии даже был покойно сидеть на месте, а встал и начал ходить по комнате.
– Это такие, батюшка, изобретатели и творцы в этом роде, что чудо! Все усилия, все способности свои употребляют на это. Говорят, по случаю вакансии председателя уголовной палаты, они тоже славную вещь затевают. Кандидатом
– Это что на театре не хотел играть у губернатора?
– подхватил Вихров.
– Тот самый; во-первых - человек безукоризненной честности, во-вторых самостоятельный, и он вдруг предположил... Они в этом своем величии опьяневают как-то и забывают всякое приличие!.. Предположил заместить его Пиколовым - этой дрянью, швалью, так что это почти публичное признанье в своей связи с его женою!
Говоря это, прокурор побледнел даже и беспрестанно потрясал своей сухощавой головой.
– Но как же он это сделает?
– спросил Вихров.
– Председатели палаты по выборам... Пиколова, вероятно, все черняками закидают.
– Очень просто! Просто очень!
– отвечал прокурор.
– До выбора еще два года с лишком; он кандидата на это место, судью, очернит чем-нибудь - и взамен его представит определить от короны господина Пиколова.
– Ну, судья-то, кажется, не дастся ему очернить себя, он не из таких сам зубаст!
– возразил Вихров.
– Не дастся!.. Хорошо, если успеет в этом!
– сказал прокурор. Говорят, хочет ехать в Петербург и хлопотать там.
– Наконец, и вы должны помочь ему; вы все-таки здесь - царское око! подхватил Вихров.
– Я, конечно, с своей стороны сделаю все, - продолжал Захаревский, напишу министру и объясню всю интригу; пусть там меня переводят куда хотят, но терпения моего больше недостает переносить все это!
Всеми этими речами прокурор очень нравился Вихрову.
– Так следствие мое, значит, складно произведено?
– спросил он.
– Очень складно!
– отвечал прокурор.
– Пусть они пожуют его и покусают; я очень рад, что оно - в том же роде, как и штука с судьей, так что все это мы можем вместе соединить.
– Поеду представлять ему дело, - сказал Вихров.
– Поезжайте и заезжайте, пожалуйста, оттуда сказать, что он вам будет говорить.
– Непременно!
– отвечал Вихров и уехал.
Ему весело даже было подумать о том, как у начальника губернии вытянется физиономия, когда он будет ему рассказывать, как он произвел следствие; но - увы!
– надежда его в этом случае не сбылась: в приемной губернатора он, как водится, застал скучающего адъютанта; сей молодой офицер пробовал было и газету читать и в окно глядеть, но ничего не помогало, все было скучно! Он начал, наконец, истерически зевать. При появлении Вихрова он посмотрел на него сонными глазами.
– К Ивану Алексеевичу?
– спросил он его как-то нехотя и сам в это время позевнул.
– Да, - отвечал Вихров и тоже, по симпатии, невольно позевнул.
– Вам тоже, видно, спать хочется?
– сказал адъютант.
– Я всю ночь ехал, - отвечал
– А я время проводил с прехорошенькой женщиной, - отвечал адъютант и снова самым отчаянным образом зевнул.
"О, чтобы тебя черт побрал!" - подумал Вихров и вместе с тем не удержался и сам зевнул.
– Иван Алексеевич посылал за вами, или вы сами пришли к нему? продолжал лениво адъютант.
– Сам пришел, - отвечал Вихров.
– Он занят теперь и не велел никого принимать, - говорил адъютант, снова зевая.
– Чем же занят?
– спросил Вихров, стараясь удержать свои мускулы от зевоты.
– Шорник у него; сбрую подряжает его новую сделать, - отвечал наивно адъютант.
Вихров, делать нечего, сел и стал дожидаться.
Адъютант был преданнейшее существо губернатору, - и хоть тот вовсе не посвящал его ни в какие тайны свои, он, однако, по какому-то чутью угадывал, к кому начальник губернии расположен был и к кому - нет. Когда, на этот раз, Вихров вошел в приемную, адъютант сейчас же по его физиономии прочел, что начальник губернии не был к нему расположен, а потому он и не спешил об нем докладывать.
Терпение Вихрова, наконец, лопнуло.
– Доложите, пожалуйста; может быть, он уже с шорником кончил, проговорил он.
– А у вас нужное разве дело?
– Очень нужное!
– подхватил Вихров.
Адъютант лениво пошел в кабинет. Там он пробыл довольно долго. Начальник губернии, после его доклада, все почему-то не удостоивал его ответа и смотрел на бумагу.
– Пусть подождет, я выйду туда, - сказал он наконец.
– Он сюда выйдет!
– проговорил еще небрежнее адъютант и, сев на свое место, не стал даже и разговаривать с Вихровым, который, прождав еще с час, хотел было оставить дело и уехать, но дверь из кабинета отворилась наконец и губернатор показался; просителей на этот раз никого не было.
Губернатор подошел к вставшему на ноги Вихрову и ни слова не начинал говорить, как бы ожидая, что тот скажет.
Вихров подал ему рапорт о деле и назвал последнее только по имени.
Губернатор пробежал его рапорт с начала до конца.
– Там крестьяне, говорят, оказали неповиновение, - проговорил он, наконец, каким-то глухим голосом.
– Я не видал никакого неповиновения, - отвечал Вихров.
– Я говорю не в отношении вас, а в отношении опекуна, - произнес губернатор самым равнодушным тоном, как бы не принимая в этом деле никакого личного участия.
– Я не слыхал об этом, - отвечал Вихров.
– Мне по этому делу, может быть, опять придется послать, - проговорил губернатор и с делом ушел в кабинет.
Вихров остался в совершенном недоумении от такого приема и поехал, по своему обещанию, рассказать об том прокурору. Там он застал Виссариона Захаревского.
Вихров сейчас же стал рассказывать, как губернатор его принял:
– Во-первых, в кабинет к себе не пустил и заставил дожидаться часа два; я по этому заключил, что он очень гневен был на меня; но потом, когда он вышел в приемную, то был тих и спокоен, как ангел!