Люди сороковых годов
Шрифт:
– Отчего же это?
– спросил Вихров.
– Оттого, что по ихней вере прямо говорится: жена дана дьяволом, то есть это значит: поп венчал, а девки - богом... С девками все и живут, и, вдобавок, еще ни одна из них и ребят никогда не носит.
– Это почему?
– воскликнул Вихров.
– Потому что или вытравляют, или подкидывают, или еще лучше того: у меня есть тут в лесу озерко небольшое - каждый год в нем младенцев пятнадцать - двадцать утопленных находят, и все это - оттуда.
– Но что же - полиция-то чего же тут смотрит?
–
В это время вошел человек и подал Вихрову чаю.
– Повара мне позвать, - сказал ему Петр Петрович.
Человек ушел исполнять это приказание.
– Что такое наша полиция, я на себе могу указать вам пример... Вот перед этим поваром был у меня другой, старик, пьяница, по прозванью Поликарп Битое Рыло, но, как бы то ни было, его находят в городе мертвым вблизи кабака, всего окровавленного... В самом кабаке я, через неделю приехавши, нашел следы человеческой крови - явно ведь, что убит там?.. Да?
– Конечно, убит!
– подтвердил и Вихров.
– Ничуть не бывало-с!
– возразил Петр Петрович.
– Наша полиция точно в насмешку спрашивает меня бумагой, что так как у повара моего в желудке найдено около рюмки вина, то не от вина ли ему смерть приключилась? Я пишу: "Нет, потому что и сам господин исправник в присутствии моем выпивал неоднократно по десяти рюмок водки, и оттого, однако, смерти ему не приключалось"; так они и скушали от меня эту пилюлю.
– А в деле все-таки ничего не раскрыли?
– заметил Вихров.
– Все-таки ничего не раскрыли, - подхватил Кнопов, - и то ведь, главное, досадно: будь там какой-нибудь другой мужичонко, покрой они смерть его - прах бы их дери, а то ведь - человек-то незаменимый!.. Гений какой-то был для своего дела: стоит каналья у плиты-то, еле на ногах держится, а готовит превосходно.
В дверях показался, должно быть, позванный повар.
– Приготовь ты нам, братец, - стал приказывать ему Петр Петрович, биток; только не думайте, чтобы биток казенный, - поспешил он успокоить Вихрова.
– Возьми ты, братец, - продолжал он повару, - самой лучшей говяжьей вырезки, изруби ты все это вместе с мозгами из костей, и только не мелко руби, слышишь! И чтобы куска у меня хлеба положено не было: все чтобы держалось на мясном соку!.. Изруби ты туда еще пом-д'амуров, немного чесноку, немного луку, и на подмазе из сливочного масла - только на подмазе, не больше, понимаешь?
– изжарь все это.
Повар, получив такое приказание, не уходил.
– Куропаток давешних прикажете подать?
– спросил он не совсем смелым голосом.
– Выкинуть их совсем, дурак этакий!
– вспылил Петр Петрович.
– Изжарить порядочно не умеет: либо сварит, либо иссушит все... Чтобы в соку у меня было подано свежих три куропатки.
Повар ушел.
– Вот ведь тоже стряпает!
– произнес, показав вслед ему головой, Петр Петрович.
– А разве так, как мой покойный Поликарп Битое
– Церковное?
– переспросил Вихров.
– Да-с, у меня хор есть свой - отличный, человек сорок!.. Каждый праздник, каждое воскресенье они поют у меня у прихода.
– Это очень интересно.
– Угодно, я вам покажу этот хор?
– Сделайте одолжение.
– Человек!
– крикнул Петр Петрович.
На этот раз вбежал прежний лакей.
– Вели собраться хору и зажги в зале и гостиной свечи.
Человек побежал исполнить приказание.
– Сам в молодости пел недурно, - продолжал Петр Петрович с некоторым даже чувством, - и до самой смерти, видно, буду любить пение.
В комнату вошел, наконец, племянник - умытый, причесанный и в новеньком сюртуке.
– Вот и я-с!
– проговорил он.
– Видим, что и ты!
– сказал ему опять насмешливо Петр Петрович.
– Вот нынче в корпусах-то как учат, - продолжал он, относясь к Вихрову и показывая на племянника.
– Зачем малого отдавали?.. Только ноги ему там развинтили, да глаза сделали как у теленка.
– Уж у меня нынче, дяденька, ноги покрепче стали.
– Ну и слава тебе господи, коли закрепляются понемногу.
Петр Петрович постоянно звал племянника развинченным.
В это время в гостиной и зале появился огонь и послышалось шушуканье нескольких голосов и негромкие шаги нескольких человек.
– Собрались, должно быть, - проговорил Петр Петрович.
– Человек, костыль мне!
– крикнул Кнопов.
Человек вбежал и подал ему толстый костыль.
– Попробуйте-ка! Хорош ли?
– проговорил Петр Петрович, подавая его Вихрову.
Тот попробовал. В костыле, по крайней мере, пуда два было.
– Он железный у вас?
– спросил Вихров.
– Да, не деревянный!
– отвечал Петр Петрович.
– Меня в Москве, по случаю его, к обер-полицеймейстеру призывали. "Нельзя, говорит, носить такой палки, вы убить ею можете!" - "Да я, говорю, и кулаком убить могу; что же, мне и кулаков своих не носить с собой?"
Говоря это, он шел, ковыляя, в гостиную и зало, где хор стоял уже в полном параде. Он состоял из мужчин и женщин; последние были подстрижены, как мужчины, и одеты в мужские черные чепаны.
– Марья-то какая смешная!
– сказал племянник, показывая Петру Петровичу на одну из переодетых девушек.
– Что, понравилась, видно?
– спросил тот его.
– Да-с, - отвечал племянник, как-то глупо осклабляясь.
– Из Бортнянского [104] , - сказал Петр Петрович хору.
Тот запел. Он был довольно согласный и с недурными голосами.
Вихров из всего их пения только и слышал: Да вознесуся!
– пели басы. Да вознесуся!
– повторяли за ними дисканты. Да вознесуся!
– тянул тенор.