Люди сороковых годов
Шрифт:
– Вот, уж никак не ожидал вас встретить здесь, - заговорил он, здороваясь с обоими братьями.
– И мы уж никак не ожидали, - отвечали они оба в один голос.
– Но давно ли вы в Москве и откуда?
– Мы из Петербурга и едем на службу, а здесь - проездом, - отвечал правовед.
– Но куда же и чем?
– Оба в один город: я назначен товарищем председателя, а брат прикомандирован к округу.
– И, вероятно, тоже скоро получу назначение на дистанцию, - подхватил не без важности инженер.
– Но как же вы сюда-то попали?
– продолжал расспрашивать Павел.
– Ну, вот этого мы и сами не знаем - как, - отвечал инженер и, пользуясь тем, что Салов в это время вышел зачем-то по
– Это история довольно странная. Вы, конечно, знакомы с здешним хозяином и знаете, кто он такой?
– Он студент, - отвечал Павел.
– Если студент, так еще ничего, а то и жулик какой-нибудь мог быть. Вообразите: мы вчера с братом поехали к Сретенским воротам - понимаете? Нельзя же такой первопрестольной столице, как Москве, не оказать этой чести! Вошли и видим: в общей зале один господин, без верхнего платья, танцует с девицами, сам пьет и их поит шампанским, потом бросился и к нам на шею: "Ах, очень рад!.. Шампанского!" - почти насильно заставил нас выпить... Мы тоже с своей стороны, разумеется, поставили бутылку, и пошла потеха, да так всю ночь... Когда расставались, то обнимались и целовались, и он нас просил сегодня непременно приехать к нему, потому что он именинник. Мы с братом, так как нечего делать было нынче вечером, взяли да и приехали.
Инженер рассказал все это очень простодушным тоном, как будто это была самая обычная форма жизни человеческой. Правовед же, напротив того, поморщивался.
– К чему все эти подробности?
– произнес он с укором брату.
К Салову, между тем, пришел еще гость - какой-то совершенно черный господин, с черными, но ничего не выражающими глазами, и весь в брильянтах: брильянты были у него в перстнях, брильянты на часовой цепочке и брильянтовые запонки в рубашке.
– А что, господа, пока никто еще не приехал, не сыграть ли нам в карты?
– спросил Салов совершенно легким и непринужденным голосом, обращаясь к братьям Захаревским.
– Я совершенно не играю, - отвечал правовед.
– А вы?
– спросил Салов инженера.
– Я играю-с, - отвечал тот.
– Ну, так сыграемте! А вы, Николай Гаспирович, хотите?
– отнесся он к черноволосому господину.
– Хорошо, - отвечал тот, и на грубом лице его заметно отразилось удовольствие.
– По чем же мы играем?
– спросил Салов - и опять каким-то легким и ветреным голосом.
– Я играю от одной до пяти копеек, - отвечал инженер.
– Ну, так мы и будем играть по пяти, - сказал Салов и написал на столе 100 ремизов.
– Нет, вы потрудитесь поставить только 50, - сказал инженер.
– Почему же только?
– спросил с удивлением Салов.
– Потому что нам с братом надо еще в другое место ехать, а игра может затянуться.
– В какое место еще ехать?
– спросил правовед с удивлением, вслушавшись в их разговор.
– Ну, как же, ведь разве ты не знаешь?
– сказал инженер с ударением.
Правовед замолчал и уже больше ничего не возражал.
Салов, черный господин и инженер стали играть. Прочие посетители, о которых говорил Салов, что-то не приезжали, а потому Павел все время разговаривал с правоведом.
– Как велика и грязна ваша Москва сравнительно с Петербургом, - это деревня какая-то!
– сказал правовед.
– Почему же уж и деревня?
– возразил Павел.
– Эти деревянные дома, кривые улицы, - продолжал правовед.
– В Москве надобно искать не того, а историю русского народа и самый народ!.. Видеть, наконец, святыню!..
– говорил Павел.
– Да, прекрасно, но надобно, чтобы одно при другом было. Нельзя же, чтоб столица была без извозчиков! Мы с братом взяли дрожки здешние, и едва живые приехали сюда.
Инженер в это время встал из-за стола и, выкинув на стол двадцатипятирублевую бумажку, объявил, что
– Да полноте, припишемте еще!
– уговаривал его Салов.
– Нет-с, я не расположен больше играть, - отвечал инженер явно насмешливым голосом.
Черноволосый господин сидел молча - и как-то мрачно сопел.
– Отчего ты не хочешь больше играть?
– спросил правовед брата, когда тот подошел к нему.
– Этот господин въявь передергивает и подтасовывает карты, - сказал инженер, вовсе не женируясь и прямо указывая на черного господина, так что тот даже обернулся на это. Павел ожидал, что между ними, пожалуй, произойдет история, но черноватый господин остался неподвижен и продолжал мрачно сопеть.
– Может быть, тебе это так показалось, - возразил правовед брату.
– Какое показалось! Сделай милость, я вольты-то сам умею передергивать, - объяснил тот.
– Наконец, у него все брильянты фальшивые.
– Как фальшивые?
– спросил Павел.
– Поддельные, ничего не стоят. Я настоящие брильянты за версту отличу, - отвечал инженер.
– В таком случае, уедем отсюда поскорее, - сказал ему вполголоса брат.
– Зачем?
– возразил тот.
– Он ужинать оставлял! У этаких господ ужин всегда бывает отличный.
Вихров начал уже со вниманием слушать этого молодого человека; он по преимуществу удивил его своей житейской опытностью. Салов, заметно сконфуженный тем, что ему не удалось заманить молодого Захаревского в игру, сидел как на иголках и, чтоб хоть сколько-нибудь позамять это, послал нарочно за Петиным и Заминым, чтоб они что-нибудь представили и посмешили. Те, очень довольные таким приглашением, сейчас же явились и представили сначала возвращающееся с поля стадо или, по крайней мере, все бывающие при этом звуки. Кроме того, Замин представил нищую старуху и лающую на нее собаку, а Петин передразнил Санковскую [47] и особенно живо представил, как она выражает ужас, и сделал это так, как будто бы этот ужас внушал ему черноватый господин: подлетит к нему, ужаснется, закроет лицо руками и убежит от него, так что тот даже обиделся и, выйдя в коридор, весь вечер до самого ужина сидел там и курил. В оставленном им обществе, между тем, инженер тоже хотел было представить и передразнить Каратыгина [48] и Толченова [49] , но сделал это так неискусно, так нехудожественно, что даже сам заметил это и, не докончив монолога, на словах уже старался пояснить то, что он хотел передать. Ужин последовал, как и ожидал инженер, почти роскошный, с отличным вином, с фруктами. Петин опять принялся дурачиться и представлять баядерку, которая подносит султану различные вкусные блюда. Султаном, разумеется, был выбран тот же черноватый господин, и при этом Петин кланялся ему не головой, а задом. Черноватый господин, в свою очередь, сделал вид, что как будто бы все это ему очень нравилось, и хохотал от души. Но Павел во весь вечер был мрачен и сердит. Подлость Салова и желание его заманить и обыграть инженера были уже слишком явны; но ему тяжело было убедиться в этом, потому что Салов все-таки был его приятель. На другой день, он обо всем этом происшествии рассказал Неведомову; но того, кажется, нисколько это не поразило и не удивило.
– Да, господин, развращенный в корень!
– произнес он.
– Натура страстная и даже даровитая, но решительно принявшая одно только дурное направление.
– Вы знаете, с этаким господином и знакомому быть не совсем приятно, проговорил Павел.
– Конечно!
– подтвердил Неведомов.
– А какую он теперь еще, кажется, затевает штуку - и подумать страшно!
– прибавил он и мотнул с грустью головой.
– Какую же?
– спросил было Павел.
– И говорить пока не хочу!
– отвечал Неведомов и затем погрузился в глубокую задумчивость.