Магнолия Паркс
Шрифт:
Итак, мы заходим в лобби и направляемся к стойке регистрации — Паркс разговаривает, а я с трудом сдерживаю желание огреть клерка за стойкой, потому что он пялится на нее, как будто меня здесь вообще нет, но она не замечает. Она никогда не замечает. Я стою рядом с ней ближе, чем делал бы это в Лондоне. Она не отстраняется — она никогда не отстраняется, когда нас никто не видит.
Поэтому мы и любим тихие лондонские городки.
Никому нет дела до того, кто мы такие, и я могу коснуться ее талии, не опасаясь, что фото окажется в The Sun,
— У нас есть люкс с двумя двуспальными кроватями, или с одной королевской. Что бы вы предпочли?
Мой взгляд обжигает парня.
— А ты как думаешь, приятель?
Его губы сжимаются, и он начинает печатать.
Они все еще разбираются с номерами, мол, скорее всего, потребуется еще час. Уверен, этот клерк тянет время, чтобы помешать нам заняться сексом, которого у нас все равно не будет. Мы идем в бар, пока ждем.
Я держу ее за плечи и веду через дверной проем. Она смеется и улыбается, но вдруг резко замирает.
И я замечаю, что ее внимание приковано вплоть до дальнего угла бара. Так что и я смотрю.
Ее отец... и Марсайли?
Она хмурится.
— Это странно.
И она не сразу может сообразить что к чему, потому что Паркс не такая, у нее отсутствует врожденная способность думать о худшем, потому что она возносила Марсайли на пьедестал всю свою жизнь как единственного взрослого человека, который не разочаровал её. Поэтому я чувствую, что должен забрать Паркс отсюда, чтобы уберечь ее от того, что она вот-вот увидит.
— Пойдем, — хватаю ее руку, оттягивая назад, — посмотрим на номер.
— Нет, — она вырывает руку назад. — Что они здесь делают?
И как только она задаёт этот вопрос, получает ответ, когда они наклоняются друг к другу через стол и целуются — тем отвратительно-нежным образом, как целуются старшие люди.
У нее отваливается челюсть.
— Паркс, — хватаю ее запястье, — пойдем.
Она поворачивается ко мне, и её глаза широко раскрыты от удивления и чего-то ещё, что я не могу понять.
Как будто ей больно, однако это еще хуже.
Сжимаю ее руку.
— Я думаю, нам лучше просто уйти.
— Категорически нет, — она качает головой, оборачивается на каблуках и идет прямо туда.
— Вот это да! — Паркс хлопает в ладоши. — Что это у нас здесь?
— Черт! — говорит ее отец, неохотно приподнимаясь.
— Магнолия! — Марсайли вскакивает, и её лицо бледнеет.
Паркс смотрит несколько секунд на них обоих.
— Ну это просто... вау.
— Дорогая, — заговорил Харли.
Она поднимает руку, чтобы заткнуть его.
— Ну это в самом деле... вау.
— Магнолия, — говорит Марсайли, глядя то на нее, то на меня, словно я могу её выручить. — Я могу все объяснить...
— Можешь? — моргает Магнолия, улыбаясь. — Будь так добра.
Харли качает головой, подступая ближе.
— Дорогая, послушай.
Она смотрит
— То, что ты это делаешь... Хорошо. Пофиг. Ты годами трахал молоденьких рэп-певиц.
Он возмущенно откидывает голову назад. Ее отец большой мужик, почти метр девяносто ростом. Всего на несколько сантиметров ниже меня. Но крепкий, как скала. Как гладиатор. Я видел, как тот тренировался с Дуэйном Джонсоном и держался на равных. Она, Паркс, метр семьдесят, с ногами, как у Бэмби, с острым языком и воинственными глазами, идет пробоем, даже если не избежать конфликта с таким мужчиной.
Я всегда боялся, что когда-нибудь мне придется с ним драться. Может, этот день настал.
— Прошу прощения? — рычит он на нее.
— Думаешь, я не поняла, что ты делал с той девушкой в студии Britannia Row, когда зашла в вокальную кабинку? Мне было тринадцать, — Паркс качает головой. — От тебя такого дерьма можно ожидать, но ты... — она смеривает глазами Марсайли.
И мне даже немного нравится, что моя Паркс превратилась в маленького дракона.
— Ты такая высокомерная, осуждающая нас всех, раздающая нравоучения, — она бросает взгляд на меня, — о том, каким непростительным является его поведение, и в то же время трахаешь моего женатого отца?
Лицо Марсайли хмурится. Я сжимаю губы.
— Магнолия, — Харли становится между ними, — довольно.
— Сколько? — спрашивает она, игнорируя его.
Отец гневно уставился на нее, а я сжимаю кулаки.
— Шесть лет, — быстро отвечает Марсайли.
И в этот миг даже моя челюсть отвисает.
— Шесть лет, — медленно повторяет Магнолия.
И что-то меняется между ними... от шока до, может, предательства, не знаю... смотрю в глаза Паркс, я знаю все их оттенки и реакции, и, насколько я могу судить, они полны горя.
В этих глазах слишком много страданий для обычного гнева.
Марс и Паркс смотрят друг на друга, и между ними происходит какой-то немой диалог: глаза Марс умоляют, а глаза Паркс — просто опустошены. Они не отводят взгляда, словно застыли в этом моменте. И мне хотелось бы понять, что они говорят друг другу, потому что мне кажется, что это как-то связано со мной.
Затем Магнолия указывает дрожащим пальцем на женщину, которая любила ее всю жизнь, и молча выжидает несколько тяжёлых секунд.
— Не смей больше со мной разговаривать, — говорит Паркс.
Тогда хватает меня за руку и тянет обратно к машине.
26. БИ ДЖЕЙ
Мы садимся в машину и едем. Едем какое-то время в тишине. Ее грудь тяжело вздымается. Я внимательно наблюдаю за ней в ожидании слёз. Они обязательно будут, сейчас или позже, пока не могу сказать точно — мой взгляд то на ней, то на дороге, — но она будет плакать, а я сделаю все, чтобы облегчить ее боль.
— Куда тебя отвезти, Паркс? — она смотрит на меня, немного потерянная, пожимает плечами. — Мы недалеко от Сент-Айвса... — она кивает, снова смотрит в окно.