Магнолия Паркс
Шрифт:
Том озадаченно смотрит на нее.
— Ты... просто... знаешь... всё... об одежде, которую носят люди вокруг?
Она кивает раз.
— Да.
— Расскажи тогда о моем наряде, — просит ее.
Она смотрит на него несколько секунд.
— Светло-коричневый пиджак узкого кроя из хлопкового бархата с репсовой отделкой и... — прищуривается. Крутит его на месте. — Плиссированные чиносы из хлопкового твила от Prada, — затем указывает на его обувь. — John Lobb,
Том смеётся и указывает на женщину, проходящую мимо нас, на которой длинное черное платье, покрытое блестками, с необычными плечами.
— А она?
— Alex Perry, блестящее бархатное платье Houston.
— А у нее? — показывает на девушку в черном платье без рукавов и плечиков. С золотыми каплями.
— Платье миди без бретелей с рюшами и пайетками в горошек от Marchesa Notte, — едва взглянув, отвечает Паркс. — У меня есть такое.
Том указывает на женщину в другом конце комнаты, на которой странное кимоно, покрытое изображениями лесных животных или что-то в этом духе.
Паркс прищуривается.
— Lanvin, асимметричное шелковое платье миди с принтом и необработанными краями.
Том весело фыркает.
— Она, выходит, словно какая-то версия Человека дождя 26только в одежде?
— Кстати говоря, — она переводит взгляд между нами, — как вам Таура Сакс в платье с цветочной аппликацией от Marchesa Notte? Согласитесь, чересчур предсказуемо?
Я смотрю на её платье. Вполне симпатичное, полагаю. Таура замечает, что мы трое на неё смотрим, и неловко машет рукой, а я чувствую себя виноватым.
Она всегда старалась подружиться с Паркс, но та не может забыть, что Таура видела меня голым.
Пожалуй, это справедливо.
— Мне нравится, — пожимаю плечами.
Паркс закатывает глаза.
— Не удивлена. Но если серьезно, то что дальше? — она смотрит то на меня, то на Тома. — Шотландка и тартан на Рождество?
Я бросаю на Паркс досадливый взгляд.
— В прошлом году на Рождество на тебе была шотландка... и тартан в Сочельник... и ты считала свои наряды изысканными.
Она смотрит на меня с приоткрытым ртом и прищуренными глазами.
— Кто ты вообще такой? Какой-то знаток моды праздничного сезона? Иди к черту.
Она хватает Тома за руку, утаскивая его прочь.
— Увидимся, чувак, — он бросает мне усмешку, в которой есть что-то, что больно задевает меня.
Будто тот понимает, что она чертовски раздражительна. Будто уже знает ее.
Она злится, что я встал на сторону Тауры.
Может, лучше бы я этого не говорил. Может, оно того не стоило.
Позже заглажу вину перед Паркс, но мы с Таурой теперь друзья. Не мог оставить ее в беде. Генри замечает меня и подходит вместе с Таурой.
—
— Что? — валяю дурака. — Да нет, Паркс просто сказала, что ей нравится твое платье.
— Ну да, конечно, — фыркает Ген.
Таура бьет его по руке.
— С тобой всё в порядке? — спрашивает она меня, кивая в сторону Паркс..
— Да нормально, — фыркаю. — Что со мной может быть не так?
— Может, то, что впоследствии Паркс сегодня будет изучать новые позы с самым сексуальным миллиардером в мире?
— Генри! — удивленно моргает Таура.
Смотрю на брата, больше расстроенный, чем хотелось бы, и разгневанный. Я раздраженно выдыхаю и иду к бару.
Если бы кто-то другой говорил о Паркс так, я бы прикончил его на месте, но Генри делает это потому, что любит её, и они как брат и сестра. Плюс, он любит выводить меня из себя, и ничто не раздражает сильнее, чем то, когда мне напоминают, что Паркс больше не моя.
Генри всегда злился на меня за то, что я совершил.
Его злость проявляется в различных формах. Пассивно-агрессивные комментарии, агрессивно-агрессивные комментарии, внушение мне ужасных образов на этой чёртовой вечеринке и всякое прочее дерьмо. Я заказываю виски в баре, выпиваю его залпом и заказываю Негрони. Джона подсаживается рядом.
— Эй, — смотрит на меня с осторожностью. — Ты в порядке? — делаю ещё один глоток. — Он просто шутит, чувак, — Джо качает головой. — Паркс не создана для такого: она такая же гибкая, как зубочистка.
Я бросаю на него мрачный взгляд, потому что сегодня мне не до шуток. Он хмурится.
— Что с тобой?
Я смотрю на неё, на другой стороне комнаты.
— Думаешь, я теряю ее? — Джо несколько секунд смотрит на меня, как будто раньше он и не допускал такой возможности.
А потом, возможно, происходит самое худшее. Кажется, я вижу это на его лице. Он тоже задаётся вопросом, не теряю ли я её.
Потому что она стоит там с Томом и его родителями, Эндрю и Шарлоттой Ингленд, милыми, хорошими, порядочными, богатыми людьми, у которых есть сын, который не морочил ей голову последние три года.
А Паркс — это та девушка, о которой родители мечтают для своих сыновей, она — словно мёд на тосте, и они хотят съесть все до последней крошки.
И я смотрю на неё с ним, её руки на его груди, она смеётся, рассказывая что-то его родителям, и все взгляды на ней — и это нормально, потому что в ней есть что-то притягательное, заставляющее всех склоняться ближе, но это его родители.
Почему она с ними? Она никогда не знакомится с родителями. Паркс касалась каждого парня, с которым встречалась до Тома. Она это делала и в то же время смотрела на меня, обнимала их и бросала взгляд на меня. А сейчас она касается его груди, смотрит на него, и они смеются и кажутся словно настоящей парой, потому что она ни разу не оборачивается ко мне.