Мантык, охотник на львов
Шрифт:
— Мантыку ли не быть храбрымъ? — сказалъ Мантыкъ.
— Да, знаю же. Потому о теб и подумалъ.
И Савельевъ сталъ быстро разсказывать о дл, на которомъ Мантыкъ могъ легко и скоро заработать большія деньги.
А Мантыкъ внимательно слушалъ его и думалъ: — «Ну, разв, это не чудо?»…
XVII
ОПАСНОЕ ПРЕДПРІЯТІЕ
Въ окрестностяхъ Парижа устанавливали сть для улавливанія и опредленія мста хищническихъ станцій радіотелеграфа. Были поставлены дв громадныя, вышиною съ многоэтажный домъ желзныя мачты, между ними были протянуты проволоки
Все это разсказалъ и указалъ Мантыку Савельевъ. Онъ возилъ на работы инженера. Инженеръ объяснялъ ему назначеніе строющейся станціи и проговорился, что имъ нуженъ смлый рабочій, который согласился бы висеть на проволок, закрпляя улавливающую радіотелеграфныя волны сть.
Это было вчера, въ субботу. Савельевъ раздумалъ немного и, желая угодить инженеру, сказалъ:
— Года четыре тому назадъ наши Русскіе гардемарины красили и золотили верхушку Эйфелевой башни. Они народъ смлый и высоты не боятся. Если хотите, я вамъ пришлю кого-нибудь изъ нихъ.
— Присылайте, — сказалъ инженеръ, — скажите: тридцать франковъ въ часъ. Въ понедльникъ въ восемь утра я буду ждать на станціи.
— Будьте благонадежны.
Савельевъ былъ такъ увренъ, что въ воскресенье на церковномъ двор, гд собирались вс Русскіе, живущіе въ Париж, онъ найдетъ кого-нибудь изъ бывшихъ гардемариновъ, что, не колеблясь, общалъ инженеру найти и прислать рабочаго.
Онъ обошелъ весь дворъ, разспрашивалъ знакомыхъ, искалъ глазами въ церкви: — никого изъ гардемариновъ не было. Дло принимало скверный оборотъ. Сознаться въ томъ, что не нашелъ Русскаго, который согласился бы пойти на такое опасное преДпріятіе, мшала народная гордость. А къ кому онъ ни обращался, слышалъ или рзкій отвтъ:
— Поди ты къ чорту! Себ дороже стоить. Хочу еще пожить въ Россіи.
Или боле деликатно ему говорили:
— У меня голова контужена. Боюсь закружится.
— Ищи-ка, братъ, холостого, а я женатый. Жена, дти. Оборони Богъ, что случится — что же имъ на улицу идти?
— Шутишь, Савельевъ… Жизнь подороже денегъ.
И вдругъ увидалъ Мантыка. Мантыкъ шелъ съ гордо поднятой головой, точно милліонъ франковъ выигралъ въ правительственной лоттере. Савельевъ обратился къ нему.
— Значить, согласенъ?
— Ну, конечно.
— А не побоишься, что голова закружится?
Мантыкъ свиснулъ.
— Это у меня-то. Читалъ въ газетахъ — пишутъ люди по канатамъ ходили. Блонденъ черезъ Ніагару прошелъ, или еще былъ такой Наваренъ, а потомъ при Наполеон госпожа Саки, а теперь Джельмако — не боятся, черти, высоты. По канату ходятъ. Что же у Мантыка, по твоему, храбрости меньше? Не знаешь ты, видно, Мантыка. Да это и не ходить по канату. Повезешь завтра твоего инженера на станцію — скажи: уральскій казакъ Мантыкъ ожидаетъ у входа на радіостанцію, готовъ все сдлать..
Такъ и было ршено. Оставались пустяки: получить отпускъ отъ хозяина. Но Мантыкъ за два года службы не бралъ ни одного дня отпуска и, когда его просили, охотно работалъ и въ праздникъ
Дв недли — это былъ какъ разъ срокъ, когда долженъ былъ отплыть изъ Марселя въ Африку Коля.
Мантыкъ такъ врилъ въ свое счастье, что попросилъ у хозяина разсчетъ, сказавъ, что, возможно, онъ и совсмъ на работу не вернется.
— Новое дло у меня начинается, — сказалъ онъ съ независимымъ видомъ, — Новая жизнь… Возможно: — ду въ провинцію.
Утро понедльника было сырое, теплое и туманное. Едва только Мантыкъ вышелъ на маленькой станціи, затерявшейся въ поляхъ и хотлъ спросить, гд здсь радіотелеграфъ, какъ понялъ: — и спрашивать не надо. Громадныя, тонкія, сквозныя мачты радіо были четко видны со станціи. Они стояли на голомъ холм, и сзади темнлъ по осеннему пестрый большой паркъ. Чуть разсвтало. Поздно вставало осенью солнце. Вершины мачтъ тонули въ срыхъ волнахъ тумана и едва намчались на нихъ сквозныя площадки изъ тонкихъ стальныхъ двутавровыхъ балокъ, какъ паутина висвшихъ въ воздух.
Двухъэтажные каменные домики-башни странной постройки, съ узкими длинными окнами стояли по сторонамъ мачтъ. За ними была низкая блая казарма и подл теннисъ-гроундъ, [30] окруженный стной, съ блой вышкой для судьи.
Мантыкъ смло направился къ этой постройк. По мр того, какъ онъ подходилъ къ мачтамъ, онъ понималъ и оцнивалъ ихъ высоту. Это былъ не десятиэтажный домъ, а много выше. Громадныя глыбы благо цемента были залиты въ землю, образуя ихъ фундаментъ. Въ нихъ прочно были заклепаны четыре желзныя балки, связанный скрпами, къ нимъ приклепаны другія, третьи и такъ все выше и выше уходила въ небо башня-мачта. Между желзными ея основами висла тонкая стальная лстница. И, когда заломилъ наверхъ голову Мантыкъ, увидлъ въ неб, какъ тонкія нити провисли стальные канаты съ одной башни на другую. На нихъ и висть.
30
Площадка для игры въ теннисъ.
Похолодло сердце у Мантыка. Ноги стали тяжелыми. Задержалъ на минуту Мантыкъ быстрый увренный шагъ. Пріостановился. Подумалъ: — не повернуть ли назадъ, пока не поздно, но вспомнилъ, какъ говорилъ Селиверстъ Селиверстовичъ: — «ничего даромъ не дается», засвисталъ: — «въ степи широкой подъ Иканомъ» и бодро подошелъ къ воротамъ.
По буро зеленой ржавой трав между мачтами золотыми змями извивалась проволока мдной сти. У дальней мачты постукивала электрическая лебедка. Ее пробовали въ ожиданіи инженера.
Мантыкъ подошелъ къ рабочимъ.
Инженеръ на автомобил Савельева пріхалъ почти сейчасъ же.
Савельевъ, увидавъ Мантыка, привтливо замахалъ ему рукою и сталъ что-то говорить инженерамъ. Ихъ было двое. Это были молодые люди въ легкихъ желтыхъ непромокаемыхъ пальто и мятыхъ фуражкахъ.
Савельевъ, опережая инженеровъ, подошелъ къ Мантыку.
— Ну что? Не боишься?
— Чего тамъ бояться, — сказалъ Мантыкъ, — Ншто я не Русскій казакъ?
— Если сверзишься… Въ лепешку!
— Въ лепешку, — повторилъ Мантыкъ и самъ не слышалъ своего голоса. — Это, конечно. Никто, какъ Богъ.