Марево
Шрифт:
Вс такъ и бросились имъ на встрчу.
— Извините, говорилъ Ишимовъ, — опоздалъ.
— Опоздали? вскрикнулъ Кононъ Терентьевичъ.
— Да, то-есть поздравить новорожденную, говорилъ Ишимовъ, подходя къ Инн.
— Возвращайтесь безъ боязни; крестьяне, пожалуй, и домъ вамъ выстроятъ, шутилъ Владиміръ Ивановичъ съ старымъ ребенкомъ:- а племянника вашего я въ гимназію отправилъ…
— Ну и спасибо! Да какъ же это?
— Чего какъ же? ученье давно началось! Исправникъ взялся доставить его директору.
— Ну, ужь удружилъ мн сегодня этотъ Русановъ,
— А народъ-то знаетъ его, кажется, лучше васъ…. Вотъ-бы такого человка подъ наше знамя!
— Да, проговорилъ Бронскій, сдвигая брови:- я прежде васъ оцнилъ его; два года съ нимъ бился. Что прикажете длать? на трехъ сваяхъ, какъ говорится сидитъ, въ четвертую уперся; никакихъ средствъ нтъ….
— Средство-то есть, задумчиво говорила Инна.
— Какое же? живо спросилъ Бронскій.
— Какого я никогда не пущу въ ходъ, потому что онъ… все-таки онъ честенъ….
— Честь понятіе условное, говорилъ Бронскій, пристально глядя ей въ глаза.
— Нтъ, графъ, и тысячу разъ нтъ!
— Maman, говорила Юленька, надувъ губки:- что жь это она съ нимъ шепчется?
— Этого надо было ожидать, ршила Анна Михайловна.
XVI. Тостъ
Хотя Ишимовъ на практик совершенно утшился Ниночкой, но тутъ почему-то счелъ долгомъ разыграть несчастнаго любовника. Напустивъ себ на лицо какой-то дланной грусти, онъ подперъ голову рукой, и слъ къ сторонк. Въ сущности страдало только самолюбіе, и ему ужасно хотлось сцпиться съ графомъ, на котораго онъ и поглядывалъ травленымъ волкомъ.
— Инночка, подите-ка сюда, говорилъ Кононъ Терентьевичъ:- что вы все съ молодыми людьми! Въ кои-то вка разокъ можно и намъ старичкамъ полюбоваться!
Инна сла подл него на диванъ.
— Какое вы художественное произведеніе! продолжалъ онъ, играя ея локонами. — Психея, не правда ли? обратился онъ къ подошедшему Русанову.
Молодые люди быстро переглянулись. Русановъ вспыхнулъ.
— Помните, продолжалъ Горобецъ и задекламировалъ, ударяя на римы:
О, долго буду я во мрак ночи тайной. Коварный шепотъ твой, улыбку, взоръ случайный, Твоихъ волосъ густую прядь….— Да, будетъ вамъ, дяденька! Вдь знаете, такихъ стиховъ желудокъ мой не варитъ….
— Ахъ, да, по сцпленію идей! На васъ жалоба…. Отъ Спортсмана…
— Ахъ, это Аня!… Онъ хочетъ лсъ продать; слышите, дяденька, нашъ чудный лсъ….
— Что лсъ? заговорилъ Авениръ, подходя къ нимъ:- я хочу, дяденька, сахарный заводъ строить; свекловица у васъ превосходная, торфъ заготовленъ; дло за деньгами….
— А я ему доказываю, что вс заводчики эксплуататоры, перебила Инна.
— И, вы совершенно правы, вмшался Бронскій:- какой порядочный человкъ станетъ этимъ заниматься? Ужь лучше о чинахъ думать….
— Нтъ-съ, рзко замтилъ
— Не надежны заводы-то у насъ, сказалъ Русановъ.
— То-то и хорошо, говорилъ Авениръ съ разгорвшимися глазами:- большіе упали, обанкрутились, и если я съ толкомъ устрою небольшое хозяйство, такъ общее безденежье мн прямой барышъ! Сообразили?
— Вотъ въ такія минуты онъ мн ршительно противенъ! отвернулась Инна.
— Нтъ, Инночка, онъ дло говоритъ, вмшался Кононъ Терентьевичъ:- только не надо этому придавать такой важности, совтовалъ онъ Авениру:- точно ужь въ этомъ и суть вся; не надо, не надо ограничивать себя ничмъ вншнимъ… Нравственное и умственное развитіе выше всего!
— А вотъ у меня, дядя, совсмъ другой планъ…
— Ну-те, Инночка? любопытствовалъ дядя, продолжая играть ея волосами.
— Я думаю продать все имніе, вдь оно отсюда верстахъ во ста, и мы никогда тамъ не живемъ; только лсъ одинъ оставить, и выстроить подл него большой домъ. У насъ въ город такъ много нищихъ двочекъ… Эта частная благотворительность только плодитъ ихъ. А тутъ у каждой была бы комната, сытный столъ, простое платье….
— Ну? сказалъ Кононъ Терентьевичъ, выпуская изъ рукъ волосы.
— Ну, я стала бы ходить съ ними въ лсъ, учила бы ихъ различать травы, цвты; мы бъ ихъ сушили и сбывали въ аптеку…
— Но разв это окупится? возражалъ Авениръ.
— Что жь за бда! Положимъ въ годъ пятьсотъ рублей убытку: тратимъ же мы и больше на тряпье… По вечерамъ въ общей зал музыка, чтеніе…
— Вдь это соціализмъ! воскликнулъ Кононъ Терентьевичъ.
— Такъ что же? сказалъ Бронскій и нечаянно взглянулъ на Ишимова.
— Конечно, соціализмъ, вскочилъ тотъ сейчасъ же.
— Почему жь это дурно? обратилась къ нему Инна.
— Потому что… потому… parce que c'est du socialisme enfin!
— А вы-то, дяденька, восторженный поклонникъ Гёте, тоже испугались новаго слова? S'klingt so wunderlich? Не мерещится ли вамъ баррикада?
— Да, милый мой ученый, ну на что это женщин ботаника, музыка, чтеніе! Лучше бы выучили ихъ шить, стирать, стряпать…
— Voila, сказалъ Ишимовъ.
— Когда это женщины подрядились вамъ въ чернорабочія, господа? сказала Инна, гордо закидывая голову:- не угодно ли вамъ самимъ попробовать этихъ занятій, мсье Ишимовъ? Стало-быть, вс противъ меня? Никто не скажетъ слова pro.
— Я, вступился Русановъ, улыбаясь.
— Ну, вы тутъ не имете голоса!
— Вотъ вы и разсердились Инночка, вы меня не понимаете, говорилъ Кононъ Терентьевичъ, — я вдь не договариваю послдней мысли.
— Потому что ея нтъ, дяденька!
— Полноте, господа, говорилъ докторъ съ сладенькою улыбочкой:- охота вамъ поднимать такіе жгучіе вопросы. Я всегда стараюсь сглаживать эти оттнки, примирять враждующія партіи…
— Примиренье — застой, сказалъ Бронскій.
У Русанова голова начинала застилаться какимъ-то туманомъ отъ этой болтовни. Точно они пузыри мыльные пускаютъ: чей лучше? думалось ему.