Марево
Шрифт:
Она потянула руку, Русановъ еще крпче стиснулъ ее; онъ уже не роблъ, онъ чувствовалъ себя въ самой быстрин неодолимаго потока. Дыханіе у него занималось, онъ не могъ говорить…
— Этого нельзя, Владиміръ, говорила она, перерывающимся голосомъ, — вы не должны….
Она сдлала надъ собой страшное усиліе, вся кровь бросилась ей въ лицо, и почти шепотомъ докончила:
— Я не достойна васъ… Я принадлежала другому…
Онъ затрепеталъ, кровь хлынула ему въ голову. Она отвернулась и со слезами на глазахъ глядла въ сторону; грудъ ея такъ
— Владиміръ! Владиміръ! шептала она, вырываясь. — Владиміръ! крикнула она въ испуг. — Ужо! ужо! черезъ силу проговорила она и убжала къ дому.
Русановъ опустился на траву. Долго не могъ онъ придти въ себя. Вокругъ была тишина, только какая-то птичка однообразно чирикала въ спокойной листв. Онъ сталъ обмахиваться платкомъ…
"Мечты! мечты! гд ваша сладость?" послышался насмшливый голосъ.
Русановъ увидалъ Юленьку, опиравшуюся на руку Бронскаго.
— Non, mais voyez sa figure, говорила она, смясь, — вдохновенное какое лицо!
Русановъ вспомнилъ, что еще не представлялся Анн Михайловн и послдовалъ за ними.
XV. Посредникъ
Не успли они взойдти на крыльцо, какъ къ нему подкатила старомодная пролетка парою разношеровыхъ лошадей. Съ нея соскочилъ Кононъ Терентьевичъ безъ шапки, съ блуждающими глазами, едва держась на ногахъ.
— Бда! бда! крикнулъ онъ, завидвъ ихъ, шагнулъ мимо ступенекъ и чуть не клюнулся.
Бронскій прыснулъ со смху.
— Бунтъ!… Лапаки раззорятъ, бормоталъ Кононъ Терентьевичъ, — къ посреднику послалъ, надо пушки!
— Что такое? Владиміръ Иванычъ! Братецъ! кричала Анна Михайловна, выбгая на крыльцо и струсивъ при одномъ взгляд на Горобца. — Какъ меня напугали!
— Вы знаете народъ, говорилъ тотъ таинственно, но озираясь на кучера и на ухо Русанову:- это не возстаніе будетъ, а анатомическое препарированіе!
— Чортъ знаетъ что за чепуха! говорилъ Русановъ.
— Крестьяне взбунтовались, выговорилъ, наконецъ, Горобецъ.
— Пошлите въ городъ за военною силой, сказалъ Бронскій.
— Постойте, я съзжу, поговорю съ ними, предложилъ Русановъ.
— Что вы съ ума сошли? вскрикнулъ Горобецъ:- да и Филька не подетъ, убьютъ!
— Убьють, убьютъ, разбойники! подхватила Анна Михайловна. — Голубчикъ мой, не здите, убьютъ.
— Дайте мн вашу лошадь, сказалъ Русановъ Бронскому.
— Не дамъ, отвтилъ тотъ хмурясь.
— Что жь вамъ жалко, что дли?
— Я самъ сейчасъ ду въ городъ за уланами. Этимъ шутить нельзя…
— Филька, отстегни пристяжную!…
Филька лниво началъ отстегивать постромки.
— Владиміръ, не зди, проговорилъ Бронскій въ полголоса.
Русановъ удивился: такъ рдко случалось ему слышать дружеское ты.
—
Ему подведи лошадь.
— Вздоръ! отвтилъ Русановъ, перекидывая потникъ на спину лошади. — Къ чему это улановъ-то?
— Тебя жь спасать придется! отвтилъ Бронскій и птицей вылетлъ на вороты…
"Надуритъ непремнно", думалъ Русановъ, изо всхъ силъ погоняя взмыленную пристяжную. Въ нсколько минутъ онъ былъ уже подл хутора Конона Терентьевича. У него начинало захватывать духъ, когда онъ проскакалъ околицу. На конц селенія стояла толпа крестьянъ, размахивая руками и крича во все гордо. Лошадь остановилась передъ народомъ, храпя и пятясь.
— Что у васъ тутъ, крикнулъ Русановъ.
Никто не отвчалъ. Въ громад стоялъ Коля и съ жаромъ толковалъ что-то, не обращая вниманія на подъхавшаго.
— Такъ и есть, везд посплъ! Что у васъ тутъ?
— А вамъ, пане, чого треба? отозвалось нсколько голосовъ.
— Шапки долой! крикнулъ Русановь.
Крестьяне стали переглядываться.
— Что вы тутъ длаете? сурово крикнулъ Русановъ, поймавъ за руку Горобца…
— Революцію, отвчалъ тотъ, нахлобучивая свою конфедератку:- ваше царствіе кончено! Идите-ка, идите своею дорогой!
— А я вамъ вотъ что скажу: если вы сію минуту по добру, да поздорову не уберетесь отсюда, я васъ связать велю…. За военною силой послано! Долой шапки! настойчиво проговорилъ Русановь, снова обращаясь къ толп.
Крестьяне молча стали снимать шапки.
— Не слушайте подлеца, кричалъ гимназистъ, — что жь такое военная сила? Такіе же люди. Вооружайся, кто чмъ можетъ!
— Хлопци, крикнулъ Русановъ, — противъ Государя идете? Кого слушаете?
— Ни, заговорили вс разомъ:- якъ же то можно? Чижь мы дурни, або що!
Коля плюнулъ и пошелъ къ дому. Русановъ подмигнулъ на него старост, тотъ подошелъ держа шапку въ рукахъ.
— Запри его въ комнату какую-нибудь, коли что еще вздумаетъ, а не то такъ покарауль… Не спускай его съ глазъ….
Тотъ пошелъ еще съ однимъ дворовымъ.
— Что жь у васъ тутъ подялось?
Опять вс заговорили разомъ, замахали руками, ничего нельзя понять….
— Стой, говори кто-нибудь одинъ; выходи впередъ. Громада подвинулась.
— Та не вс разомъ. Ну, ты, обратился Русановъ къ одному паробку, который стоялъ въ шапк, руки въ боки, и дерзко на него поглядывалъ. — Выходи со мной говорить!
— Эге, чого жъ я пиду? мин и ось де гарно, говорилъ тотъ, почесываясь и пятясь въ толпу.
— Ну стой тамъ, може тебе, якъ дрюкъ, у землю забили?
По толп пронесся сдержанный хохотъ.
— Ходи, Остапъ, ходи до охвицира, говорили нкоторые, подталкивая худенькаго, щедушнаго мужичонка. Тотъ вышедъ, переминаясь.
— Ну, чего теб надо? говорилъ Русановъ.
— Та ничогисенько, говорилъ тотъ, потупясь и разводя, руками:- хай винъ намъ рибу ловить не заказуе…
— Кто такой?