Масонская касса
Шрифт:
— О! — увидев стоящего посреди пустой поляны Глеба, с непонятным оживлением воскликнул полковник. — Ты уже тут как тут! Вид у тебя, браток, очень воинственный, — сообщил он и, обернувшись, плавным жестом руки указал на свой «уазик». — Глянь-ка, кого я тебе привез!
В машине открылась вторая дверь, и на усыпанный рыжей хвоей бетон, разминая ноги и разговаривая с кем-то по спутниковому телефону, выбрался генерал-лейтенант Прохоров собственной персоной.
Сидевшая за соседним столиком морщинистая старуха, раскрашенная, как вышедший на тропу войны индеец, с головы до ног увешанная бриллиантами, такими крупными, что они просто не могли быть настоящими, опять принялась строить глазки и зазывно улыбаться,
В дверях ресторана он почти столкнулся с малоприметной личностью в белой пляжной шапочке, пошитой на манер капитанской фуражки. Человек скользнул по его лицу пустым, равнодушным взглядом и, пробормотав «Пардон», устремился в ресторан. Пожилой обитатель одноместного люкса проводил взглядом его коренастую фигуру в пестрой гавайке и широких шортах, из которых торчали кривоватые волосатые ноги с мускулистыми икрами. Несомненно, это был тот самый человек, который в последнее время начал все чаще попадаться пожилому джентльмену на глаза со своим мобильным телефоном, камерой которого он снимал все подряд, без разбора — набережную, отель, пляж с пестрыми зонтиками, прибой с плещущимися в нем детишками и загорелыми девицами топ-лесс. Обитатель люкса на седьмом этаже тоже несколько раз попал в поле зрения его подслеповатого объектива; кривоногий фотограф очень старался, чтобы это обстоятельство осталось незамеченным, но его профессиональные навыки оставляли желать лучшего, и пожилой джентльмен вычислил его в два счета и понял, что его тайна более таковой не является.
Теперь ему оставалось только ждать развития событий. Коль скоро его обнаружили, бегство представлялось бессмысленным — оно не привело бы ни к чему, кроме утомительных и где-то даже унизительных хлопот. Человек из люкса снова должен был ждать, но это было ожидание уже совсем другого сорта: партия начала разыгрываться, события сдвинулись с мертвой точки, и теперь остановить их было невозможно.
Прогулявшись в теплых южных сумерках по сияющей разноцветными огнями набережной, он вернулся в свой номер, немного почитал на сон грядущий — на этот раз в руках у него были уже не «Отцы и дети» Тургенева, а сборник новелл Акутагавы в английском переводе — и выключил верхний свет, оставив гореть только тусклый ночник. Плотно закрытые окна гасили уличный шум, опущенные жалюзи не давали проникнуть в номер разноцветным вспышкам реклам и веселых огней Луна-парка. В углу негромко шелестел включенный кондиционер, и в течение примерно двух часов это был единственный звук, нарушавший мертвую тишину герметически закупоренной комнаты.
Потом со стороны прихожей послышался клацающий звук отпираемого электрического замка. Дверь беззвучно распахнулась, и в номер боком проскользнул давешний кривоногий фотограф. Неразлучный телефон с встроенной камерой болтался на пестром шнурке у него на груди, но, судя по зажатому в правой руке пистолету с глушителем, ночной гость вовсе не собирался никого фотографировать. Он аккуратно прикрыл за собой дверь и на цыпочках двинулся к спальне, откуда пробивался неяркий свет горящего ночника. На пороге он остановился, чутко вслушиваясь в тишину и настороженно шаря по углам беспокойным, рыскающим взглядом человека, вынужденно взявшегося за непривычное и неприятное ему дело.
Наконец взгляд его остановился на кровати, где, натянув на голову простыню, мирно спал хозяин номера. Одежда, в которой старик спускался к ужину, аккуратно висела на спинке стула, из-под кровати выглядывали гостиничные тапочки,
Расстреляв все патроны, убийца приблизился к кровати и отдернул изрешеченную пулями простыню. То, что он увидел под ней, заставило его резко обернуться — увы, недостаточно быстро. На его прикрытый белой «капитанской» фуражкой затылок обрушился сильный удар; поскольку череп у кривоногого киллера оказался крепким, нападавшему пришлось ударить еще раз, и только после этого стрелок, уронив разряженный пистолет, с шумом рухнул на пол рядом с кроватью.
Пожилой обитатель номера помотал кистью, в которой был зажат полицейский «вальтер», и грустно покачал головой: да, агент нынче пошел уже не тот, что прежде. Измельчал народ, настоящих профессионалов в органах все меньше, а неумех все больше. Попасться на этот старый, тысячу раз обыгранный кинорежиссерами трюк с чучелом на кровати мог только полный, окончательный и бесповоротный дилетант…
Отложив пистолет, старик достал из тумбочки большой моток липкой ленты и принялся связывать ею незадачливого киллера. То обстоятельство, что ленту он покупал на глазах у «фотографа», которого уже тогда намеревался ею спеленать, его слегка позабавило. На агенте по-прежнему были шорты и рубашка с коротким рукавом; с учетом волосатости его конечностей процесс снятия пут обещал получиться весьма болезненным.
К тому времени, как старик израсходовал почти всю ленту, агент открыл глаза. Сначала их взгляд был мутным и непонимающим, затем внимание агента сфокусировалось на склонившемся над ним человеке. Глаза у него расширились, рот приоткрылся, и в это мгновение старик ловко залепил его куском клейкой ленты.
— Я бы не советовал поднимать шум, — доверительно проговорил старик, поднимаясь с корточек. — В полиции ты окажешься все равно, но зачем торопиться?
Агент замычал и попробовал разорвать путы, но намотанная в несколько слоев лента держала крепче стальных цепей. Старик забрал с тумбочки «вальтер», книгу и очки, сложил все это в стоящую наготове сумку, переступил через валяющийся на полу пистолет с глушителем и, больше не обращая на агента никакого внимания, стараясь не наступать на разбросанные повсюду стреляные гильзы, вышел из номера.
Внизу он сообщил, что выезжает из отеля, и расплатился по счету карточкой «Америкэн экспресс». Снаружи его уже поджидало вызванное швейцаром такси. Выйдя из машины в аэропорту, пожилой джентльмен направился прямиком в мужской туалет и заперся в кабинке. Здесь он повел себя довольно странно, первым делом отправив в мусорную урну свой паспорт, а затем совершив еще целый ряд действий, не имевших ничего общего с тем, чем обычно занимаются люди в запертых кабинках туалета.
Через пять минут дверь кабинки отворилась, и оттуда вышел престарелый араб с длинной, седой, любовно расчесанной бородой, в чалме и больших солнцезащитных очках. Покинув туалет, данный персонаж из «Тысячи и одной ночи» пересек зал ожидания, вышел на улицу, поймал такси и велел отвезти его в отель, расположенный километрах в тридцати дальше по побережью.
Глава 22
Глеб подтянул под себя руки и кое-как принял сидячее положение. Садиться ему совсем не хотелось — хотелось впасть в блаженное забытье. Он привык считать, что организм, если он не избалован излишествами, сам знает, что ему нужно. В данный момент организму был остро необходим полный покой; медицинская помощь ему, наверное, тоже не помешала бы, но ни того, ни другого Глеб Сиверов своему организму сейчас позволить не мог. Потому что, в отличие от организма, точно знал: еще ничего не кончилось, и пресловутый покой может стать вечным с вероятностью девяносто девять и девять десятых процента.