Материалы к альтернативной биографии

Февралева Ольга Валерьевна

– Что вы там копаетесь!? Дайте я попробую...

– Я почти закончил...... Джеймс, послушайте, ведь на самом деле вам тяжко не от моих вопросов, а от того, что вы в себе носите, но вам станет легче, если вы выговоритесь. Если с вами случилось какое-то горе, можно поделиться с близкими...

– Джон, вы говорите с уважением о гуманистах, а разве гуманно вешать на посторонних людей свои проблемы?

–

Не совсем, но вам же нужна помощь...

– Вы очень мне поможете, если наконец продырявите эту воронку. Молоко уже остыло.

– Я могу надоить свежего, а это выпейте сами, если хотите. ... Вот, кажется, всё!

Я продул дырку-точку, налил молока, попробовал высосать капельку - получилось.

– Работает! Джеймс! Мы накормим ваше дитя!

Англичанин не глянул в мою сторону, ещё ниже нагнул голову; мне показалось, что его плечи вздрогнули. Мне пришлось самому поднести спасительный рожок к губам младенца, тотчас же приникшему и нему. Я поддерживал детскую головку, чтобы она не слишком запрокидывалась. Невыразимое счастье охватывало меня при виде блаженно смеженных глазок, тонких бледных ручек, тянущихся обнять соску.

– Да посмотрите же! Он пьёт! Какое чудо! Вот она - жизнь!

Джеймс медленно обернулся, и я не узнал его лица от ставших огромными неподвижных глаз, от красных пятен на мраморных щеках, по которым бежали слёзы.

– Жизнь, - шепнул он.

Тут меня, как Печорина, посетило предчувствие: дни этого человека сочтены. Чтоб отогнать страшную мысль, я взглянул на младенца и подумал в утешение о том, что род свой он, Джеймс, продолжил, что будет кому жить вместо него.

– Жизнь - прекрасна!
– проговорил я и снова поднял глаза на товарища, но тот смотрел на светлый прямоугольник на каменном столбе и кривил губы. Цвет его лица снова стал ровным матовым, выражение - безразличным.

– Вам это всё равно?

– Что именно?

– Человеческая жизнь.

– Хм, знаете, Джон, пожалуй, мне так и придётся вам рассказать о себе, чтоб избавить от соблазна недалёких опрометчивых выводов. Только я не знаю, с чего начать... Ну, спрашивается же? Что вам во мне интересно?

– Больше всего - ... ваше внешнее сходство с... лордом Байроном...

– Первое: я никогда не носил такой фамилии. Второе: вы вряд ли видели лорда Байрона так, как видите меня, следовательно, не можете знать, похожи мы с ним или нет.

–

Но множество портретов...

– Им нельзя верить.

– Почему?

Джеймс повёл плечами, странно улыбаясь:

– Этот человек с детства был маньяком мистификации.

– Ну, а вы-то почём можете знать, каким он был с детства?

– У меня есть источник, которому я верю.

– Не матушка ли ваша?

Сын Альбиона бросил на меня угрожающий взор и процедил сквозь зубы:

– Сударь, я благодарен вам за спасение моего ребёнка и потому прощаю сейчас вашу наглость, но если вы и в третий раз упомянете мою мать, я постараюсь вас убить.

Я решил, что замечание, подобное моему, Джеймс слышит не впервые. Очевидно, это всегда задевало его, поскольку бросало тень на репутацию его семьи и чистоту его происхождения.

– Простите, я ничуть не хотел вас обижать...

– Но вы только тем и занимаете с первой секунды нашего знакомства.

– Но и ваш характер - не мёд.

– Характер и не должен быть мёдом...

Он мог ещё что-то сказать, но тут в зал вошла Альбин, обнимающая и ведущая неизвестную девушку, пытавшуюся свести счёты с жизнью. Бедняжка едва держалась на ногах, Её наготу прикрывали лишь полуразорванная сорочка и тёмный плед.

– А вот и мы, - громко заявила виновница беспорядков, - Друзья, представляю вам мадемуазель Полину. Полина, это Джеймс и Айвен.

Девушка приподняла голову и снова уронила её на плечо Альбин, спрашивающей нас:

– Вы тут заскучали или поссорились?

– Не до скуки!
– отозвался я, - У Джеймса, оказывается, есть маленький сын. Посмотрите. Прелесть, правда?

– Нда, действительно....

– Мне удалость подоить козу и соорудить питьевой рожок для младенца. Какое это счастье - служить жизни! Вот и вы спасли чью-то жизнь. Поздравляю!

– О мой Бог!
– воскликнул за моей спиной Джеймс, - Есть хоть какой-нибудь способ заткнуть этого энтузиаста!?