Материалы к альтернативной биографии

Февралева Ольга Валерьевна

– Я устал. Я не завтракал, а ведь уже пора обедать. Если мы товарищи, то с товарищами так не обращаются!

– Ладно, идите перекусите, а я тут послежу, - ответила девушка непривычно милостиво.

Стол стоял на месте, а на нём лежал хлеб, масло, ветчина. Я наскоро утолил голод, но ещё больше ослабел духом, мне неудержимо захотелось плакать. Казалось, что весь мир распадается на куски и летит в пекло, и это делается моими же руками! Едкий дым заполняет мою грудь. Вся моя душа выгорает изнутри. Скорей бы покончить со всем! Я сходил в нумер, взял там свой томик "Манфреда"

и понёс к костру, где уже обугливалась отодранная вывеска. Моей тиранки там не было, и я мог без стеснения отдаться моей скорби, когда пламень стал пожирать страницы некогда святой для меня книги. Прощай же навсегда, мой развенчанный кумир! Ты оказался демоном зла и разрушения. Пусть я останусь нищ, но не предам добра...

Тут на почерневший пустой переплёт обрушился лицом вверх ночевавший с нами портрет из рук бесноватой дочери.

– Салют, капитан!
– крикнула Альбин, - Твой лик не более уместен здесь, чем крест над дверями борделя!

На щеках Поэта вздулись отвратительные пузыри, язык огня разорвал его рот, другой перерезал горло, третий стал рвать волосы с головы. Нос провалился, как у сифилитика, глаз вытёк... Я застонал от ужаса и отвернулся, но тут увидел такое, что даже на вопль моих сил не стало: в пяти шагах от нас стоял человек, всеми чертами - точно ожившая, восставшая из пепла картина, если не учитывать, что одет он был проще, а на спине имел горб, вдвойне уродливый рядом с этим удивительно красивым молодым благородным лицом. Правой рукой он опирался на высокий посох, левой держал на верёвке белую козу. Я пошатнулся и упал на колени.

– Здравствуйте, господа, - сказал тут пришелец, поклонившись, кротко, но с достоинством, - Это гостиница?

Ему никто не ответил, только костёр свистел и трещал. Коза пугливо проблеяла.

– Наверное, да, - молвил странник и побрёл к крыльцу.

Я поднялся и посмотрел на Альбин. Она была ошарашена не намного меньше моего.

– Что это? Призрак?

Мы постояли ещё немного, недоуменно глядя друг на друга, и, не сговариваясь, наперегонки побежали к дому.

VI

Ресторанный зал был разорён и опустошён. Один только стол мой уцелел и лавка перед ним. На ней и лежал пластом наш новый гость. Посох он выронил, освободившейся рукой прижал к груди снятый рюкзак (я очень порадовался, что горб оказался мнимым). Вторая же рука его висела на верёвке, обвязанной вокруг запястья. Коза стояла рядом, бессмысленно озираясь и издавая плачущие звуки. Никакая мрачная таинственность не сочеталась с этой жалкой картиной. Альбин нагнулась над спящим, обнюхала его шею, языком отвела волосы с его лба и засмеялась:

– Никакое это не привидение.

Она сняла с себя сюртук, свернула в рулон, заботливо подсунула под затылок гостю, достала кинжал и перерезала верёвку у его кисти, уложила руку ему на живот, потом присела на корточки и осторожно поцеловала в губы. В этом было что-то трогательное. Дикое создание ощутило симпатию и вот так прямо выразило её. Губы юноши шевельнулись, и я расслышал выговоренное

им слово: "Эмили". Альбин распрямилась со стремительностью пригнутой к земле и отпущенной ветлы, рванула из объятий спящего его сумку, чем разбудила его. Он резко сел, встряхнул головой, нахмурился, осмотрелся и уставился на нас, словно ожидая объяснений.

– Кто вы такой?
– сурово спросила разбойница.

– Человек, - отвечал он, спокойно глядя ей в лицо.

– Что вам здесь надо?

– Мне нужен кров и еда.

– А где был ваш кров прошлой ночью?

– Нигде. Я шёл.

– Что же случилось? Почему вы лишились всякого пристанища?
– полюбопытствовал я.

– Какая вам разница? Я же не спрашиваю вас ни о чём. Помогите мне, если можете. Не можете - не надо, но к чему допрос!

– А я вот, - похвалилась мисс Байрон, - не скрытен, и хочу довести до вашего сведения, что мы с приятелем - грабители и, соответственно, грабим сейчас этот отель.

– Делайте, что вам угодно. Я вам не помешаю. Мне нужны только кровать и что-нибудь съедобное, чуть-чуть. Я слышал, что, если после долгой голодовки сразу много съесть, может так скрутить живот, что Богу душу отдашь.

– Верно.

– Вот перед вами пища!
– радушно предложил я, указывая на свой почти нетронутый обед.

– Простите, но я ещё вижу разницу между едой и объедками, - ответил бродяга с манерами принца.

Альбин усмехнулась, ничего не говоря вышла в хозяйскую дверь, как позже выяснится, ведущую на кухню. Я тут же бросился к незнакомцу, шепча:

– Клянусь вам, я честный человек, меня принудили участвовать в преступлении. Вы знаете, кто эта женщина?

– Какая женщина?

– Мой... Тот, кто говорил с вами, - переодетая девушка.

– Так девушка или женщина?

– Во всяком случае, она не мужчина, за которого себя выдаёт, но самое поразительное, что она - родная дочь лорда Байрона!

Незнакомец посмотрел на меня без определённого выражения и спросил после короткой паузы:

– Зачем вы это мне рассказываете?

– Чтоб вы знали.

– Да что мне за забота? Каждый приходится кому-то дочерью или сыном.

– Но Байрон - это, согласитесь, не "кто-то"!...

– Не могу согласиться. О всяком человеке, будь он даже мёртвым, следует говорит "кто".

– Я имел в виду, что он был не один из всех, не из обычных людей!