Меч и его Эсквайр

Мудрая Татьяна

– Я учился, король-отец, – ответил Мор учтиво. – Тому, что ты позволил мне узнать.

– Как поднимать мятеж против законного владетеля.

– Дальние ба-нэсхин – не твои и не мои. Однако принять мою защиту они склонны.

– А те, кто стоит за твоей спиной лицом к моему войску? Они тоже не бунтовщики?

– Они и их покровители – моя почетная свита.

– Вооруженная.

– Да. В основном – крепостью своего тела. Ни я, ни они не хотят войны. Не желали ее начала, не стремились к продолжению, но жаждут конца.

Я видел, что это правда. Тогда зачем…

– Отец мой король, – проговорил Моргэйн веско и очень спокойно. – Ты пошел на мирный народ:

вначале пренебрегши этим, потом, убедившись в том, что стремление к спокойной жизни не противоречит умению ее защитить, – не поверив тому. Теперь близится час, когда народ пойдет на народ. Я восстаю против этого всей силой моей души. Кто бы ни назвался моими людьми, кем бы ни были твои воины – их судьба стать одним великим целым. Зачем ничтожить это целое?

– Чего ты добиваешься своей велеречивостью, ты, жрец конопли?

Моргэйн покраснел.

– Во-первых. Я здесь – так отпусти моего родича.

– Клянусь, что у меня и в мыслях не было причинить ему настоящее зло, хотя он клюнул меня в самое сердце. Но пока ему будет безопаснее за моей спиной, чем за твоей. Ты веришь?

– Верю.

– Говори дальше.

– Во-вторых – главная моя цель. Отец мой король! Ты винишь меня в мятеже, я тебя – в жестокости и безрассудстве, недостойных истинного повелителя. Мы готовы погубить своих людей, и это почти неотвратимо. Но даже если мы уговорим оба полчища разойтись – разве ты захочешь отойти с миром от Людей Морской Радуги? Разве они покорятся тебе – когда они еще не начинали теснить тебя всей своей силой? Вот что я решил про нас обоих. Если нам выйти перед рядами с оружием и положиться на Суд Божий? Кто победит – тот и властвует сам и в своих потомках. Того и будут оба царства: земли и моря.

Священный Божий Суд.

Нет, тогда я не понял всего. Или понял – но лишь тогда, когда Эстрелья, тихо ахнув, на миг прикрыла щеки обеими ладонями, точно простолюдинка, и тотчас уронила назад.

– Ты моя плоть и кровь, – заговорил король после долгой паузы. – Но я согласен. Дай мне свою левую перчатку.

Левая – вызов. Правая – вассальная клятва. Я знал. Все мы знали.

Но, оказывается, знали не всё.

– Позвольте мне сказать, – послышался из-за моей спины этакий… невзрачный голосок. – Пока не совершилось то, чего уже не поправишь никаким законом…. Пропустите, будьте так добры.

И на авансцену вышел некий старичок в дряхлом чёрном сукне и остроносых прюнелевых башмаках. Однако поверх заношенного плаща сияла отлично надраенная золотая цепь толщиной в девичье запястье, а пряжки на старомодной обуви когда-то были серебряными.

– Ваше королевское величество и ваше королевское высочество, – обратился он к ним обоим. – Возможно, вы обо мне слышали, может быть, и нет. Я главный летописец города Вробурга и верховный держатель его закона, находящийся в отставке. Имя мое и былое прозвание – Энгерран Осудитель. Быть может, господин наш король и его наследник не уяснили себе, что владыка по праву, то бишь преодолевший суровый обряд, через то становится лицом безусловно священным и неприкосновенным. И хотя Его Величество имеет право выйти на поле в одиночку, однако ради Суда лучше бы ему выставить на поле своего заместителя. Ибо сразивший короля не в бою и не по воле слепого случая считается покусившимся на монарха или вовсе его убийцей. Хотя участь того, кто сразит короля в бою, почти так же незавидна. Усекновение головы.

– Что он несёт? – проговорил я, не оборачиваясь. Эстрелья только стиснула

мне руку.

– За себя я привык отвечать сам, – пробурчал король себе под нос. – Не хватало еще стороннего человека подставлять.

– Наследное же право его высочества не является столь же неоспоримым и непреложным: в данном споре он выступает как простой дворянин, пусть и высокого ранга. Поэтому, принимая вызов на суд чести или даже на суд высших сил, господин наш Ортос тем самым дает согласие не на одну лишь свою гибель, только в некоей степени вероятную, но и на совершенно неизбежный позор своего антагониста. Участь же последнего нимало не зависит от того, признает ли Бог его правоту, ибо в данном случае Бог вынужден будет взять в десницу Свою неподобающее Ему орудие. Усугубляет вину сего орудия еще и то, что именуется на языке правосудия кровной связью первой череды, или ступени.

– Сьер Энгерран, вы не можете сказать просто и кратко, чтобы уж последний недоумок среди нас понял? – спросил Моргэйн, дождавшись, когда тот вынужден будет сделать паузу для того, чтобы набрать воздуха в хилую цыплячью грудь. – Мы с отцом неплохо изучили законы, которые касаются нас непосредственно.

Тот нисколько не обиделся.

– Говоря языком простонародья, королю ничего не сделается, кроме раны и относительно лёгкой смерти, – покачав головой, ответил тот. – А вот покусителю грозит жесткое профессиональное дознание и таковая же профессиональная, сиречь квалифицированная, казнь. Двойная: как цареубийце… и как убийце родного отца, что ещё менее может быть прощено.

– Благодарю вас, – Моргэйн поклонился без тени насмешки. – Это меня вполне устраивает, если мы добьемся результата. Цена вроде не так высока. Вот моя перчатка, отец. Левая. Как-то я отвык их носить – еще в Ас-Сахре началось. А еще и покойный Фрейр надо мною трунил, что, дескать, белоручку на море узнают по свежим мозолям. Возьмешь, твое величество?

«Его подарок», угадал я мысленное продолжение этих слов.

Ортос чуть покраснел и буквально вырвал из протянутой руки изящную вещицу из плотной замши.

– Только не пеняй на меня Всевышнему, малыш, – процедил он сквозь зубы, стискивая пальцами замшу в комок.

– За что? Ставки меня устраивают. (Господи боже правый, мелькнуло у меня в мыслях, он же не только марабут, он избранный, федави , их обучают бросать в чашу всё, что имеют, – ради одной заветной цели.)

– Когда начнем?

– Как вам будет угодно, батюшка.

– Сейчас. Только прикажи, чтоб тебе другой меч дали. Простой и мёртвый .

Мёртв был и я – после того обмена репликами.

Моргэйн снял Торстенгаля с плеча и отдал куда-то за ряды. Сказал просто:

– Пусть кто-нибудь из королевских офицеров отыщет нам с Его Величеством два одинаковых клинка. Ему тоже не к лицу марать о меня сам великий Кларент.

Неужели он прав, подумал я, и король намеренно взял себе освященное оружие, чтобы… отдать? Какая ересь.

Тем временем кто-то протянул обоим рукоятью вперед парные офицерские мечи – прямые, на одну руку и в совершенно одинаковых ножнах. Такие, бывало, делали на заказ для «обоеруких» бойцов старой закалки, которые рубили одинаково хорошо и на правую, и на левую сторону. Они приняли – каждый свое оружие. И тотчас, как по команде, задвигались ряды: Люди Моря узким полукругом выстроились перед нашими бойцами, а те сходно перекрыли ба-нэсхин доступ к центру поля, став как могли плотно и сцепив руки.