Меч и его Эсквайр
Шрифт:
– Вот. Носите на здоровье. Сейчас только чуть поостынет.
– И за какие заслуги мне этот сановный знак?
– Подумайте сами. У вас своя голова на плечах, у меня своя. Говорят, что вы либо ханиф, либо вообще марабут. Словом, ускользать умеете от высокой ответственности.
– Если в Скондии об этом узнают, – ответил я раздумчиво, – как бы ваш батюшка в другую заваруху не ввязался. Со стороны тыловой части.
– Из-за одного вас военных действий не начнут.
– Ты политик?
– Нет, я просто имею разум, а вы официально в гостях. Как с вами в этих гостях обращаются – это
– Король часто с тобой говорит?
– Да вообще никогда в жизни. Благодетельствует на солидном расстоянии. Нравоучения и памятки преподносит. Всё норовит выдать замуж за родовитого, чтобы место в жизни обеспечить. Да куда уж мне! Я достояние большой семьи и с этого места не сдвинусь, хоть ты меня наизнанку выверни.
На этих словах Эстрелья достала изрядный кусок ветоши, смочила водой из моего питьевого кувшина и приложила к одной из уже посеревших шляпок. Сразу пахну́ло паленым, зашипело, кверху рванулся пар.
– Порядок. Если обожжётесь по неосторожности, так не до смерти. Ибо что дороже жизни, а?
– Тайна, – машинально ответил я вполголоса.
Эстрелья кивнула с усмешкой, поманила рукой свою наперсницу, и обе вышли, в один захват вынеся всё свое имущество.
Лежа в утренней полутьме, я думал.
…Десять человек «морских» рабов – да к ним таким нужно приставить не менее двадцати свободных, чтобы удержать на месте. Эстрелья солгала? Незачем и не из таких. Гипербола? Вон ведь и про декаду упомянула. Фраза о том, что надо помалкивать до поры. В тряпочку… в ветошку, положим. И, наконец…
Пароль для посвященных. Тайна, что дороже жизни каждому из Братьев Чистоты.
И ждать объяснений мне всего неделю. Целую долгую неделю…
Знак XIV. Филипп Родаков. Рутения
– У них, оказывается, ещё и рабы завелись? – сказал я.
– В каком-то смысле. Пленники. Смысл войны в том и состоит, что она уносит свободных людей, а приносит рабов и доход.
– Только не втирай мне, что тебя там даже рядом не постояло, – сказал я. – Уж, наверное, расстарался, помешал тамошнюю крутую похлебку. Да не одним острием, а по самую гарду погрузился. Это ж тебе самый кайф – побывать в самых горячих точках планеты. Где ты, там и оживление, причем нездоровое. Арман-то смотри что вытворяет с королем, да и с девчонками. Совсем распоясался, а такой чопорный вроде с годами стал.
– Для того меня и сделали, – ответил он, – чтобы я вносил в окружающую жизнь свет и сладость. Погоди, то ли еще будет. Однако ты кое в чем ошибаешься: в то время я был в отъезде. Уехал из Вестфольда, когда меня позвал мальчик, а в Вольном Доме оставил одну Стеллу. Видать, судьба такая: встречаться и тотчас же прощаться. Только зря то колечко с морионом на нас обоих надели.
– Тогда уж и мой арлекин зазря подарен, – ответил я. – И тем же, кстати, гражданином Вертдома, что тебе.
– Ты погоди, – ответил он. – Все авось утрясется поближе к неизбежному и неумолимому финалу. И всё как есть придется к делу.
Арман Шпинель де Лорм ал-Фрайби. Скондия
Мои благородные дамы явились тютелька в тютельку. Через семидневье
– Сьер Арм, – Эстрелья потрясла меня за плечо. Спал я на животе и в туго подпоясанном халате, скинув свой стальной загорбок в некое подобие заплечного мешка.
– Это я. Я пришла, как обещала. Хорошо звучит?
Я приподнялся на руках, отжимая тяжесть, как борец. До того я целую неделю учился управлять своим новоприобретенным телом, и теперь, кажется, что-то начало получаться. Сидеть на кандалах, тем не менее, по-прежнему было жестковато.
– Сейчас мыться пойдем, – продолжала она. – Вы там как, не очень завонялись? Фалассо пока с вашими сторожами работает: чтобы кадку водой налили и приволокли прямо сюда. Вам ведь на чужих глазах разоблачаться не светит, верно?
– Они же здоровые мужики, – пробормотал я.
– Ей все равно, что мужики, что бабы, что здоровые, что недужные. В моей работе она со всякими переведалась. А сейчас расслабьте левую кисть как только можете.
Она ухватила мои пальцы в горсть, как-то ловко повернула – и вызволила из стального обруча.
– Как это…
– Ухватка бывалого костоправа. А что, в Аламуте такому не обучают, похоже?
Тем чередом, негромко приговаривая, она освободила другую руку, с некоторыми трудностями – ступню (судороги легко случаются, приходится массировать свод, пробормотала она), затем вторую. Оковы пали на кровать вместе с моей одеждой. Я остался в одной шёлковой рубахе, заправленной в такие же узкие шаровары.
– О, шелк – это хорошо, – кивнула Эстрелья. – Вши неохотно заводятся. Лапками скользят – и книзу, книзу! Из платяных переквалифицируются в лобковые. Фалассо! Ахфа куле? Дахта!
Дверь распахнулась, и через нее как бы сама собою проникла огромная дубовая бочка в проржавелых обручах. За нею шествовала Дева Моря, а за Фалассо в восхищении толпились оба моих стража.
– Вы куда обзор загораживаете? – напустилась на них Эстрелья. – Вот погодите, попадетесь мне – обслужу со всем старанием. И с полнейшим профессионализмом. Два шага назад – и дверь закрыть!
– А теперь лезьте. Можете в воде тряпье снять, если уж такие стеснительные. Или уж вообще, как монашка, вместе с бельем простирнетесь… Не подсадить вас наверх? Эк неудобно тут, во Франзонии, моются. В нашем Доме хоть лесенка была приставная, да сгнила вместе с лоханью. Теперь новомодную ванну завели – медную, с цветной эмалью внутри. Еще одну надо, пожалуй, – детишек в три смены приходится купать.
Я разделся и выбросил нечистые тряпки прямо на покрытый плиткой пол. Мне вручили мочалку, истертую, но вполне еще действенную, и брусок крепко пахнущего мыла.
– Вот, работайте. Счищайте шкурку.
Ох, а дальше что? Сменное белье я приготовил заранее – но ведь его в воду не потащишь…
– Фалассо, инифтро.
Эта кроха вытянула навстречу мне руки – и едва я их коснулся, выдернула меня из бочки, как селёдку из рассола. Тощего, ледащего и с навеки увядшим членом.
– Вот вам и рядно, занавеситься и влагу в него собрать. Прямо по мылу оботретесь, – Эстрелья чуть отвернулась, но скорее для проформы. – Уж извините, от этих толстых рож лишней воды и то не получишь.