Меч истины
Шрифт:
Детишки выпросились со мной – гулять. Я взяла, чего ж? Надоело им, бедным, в повозке трястись день-деньской, надобно и ножки размять. Плохих встреч не боялась, был при мне долгий кинжал, почти меч. Мне таким драться сподручнее, чем спатой – прав Томба, как всегда.
Солнце уже нырнуло за дальние холмы, а небо ещё желтым светилось, с реки тянуло прохладой. Дети бегали, перекликались среди камней. Тут Гай вдруг и закричал:
– Папа!
Сердце у меня зашлось. Выступил из-за угла башни кто-то высокий, статный. Сынок к нему птичкой полетел. Миг я не жила. Потом блеснули
Незнакомый воин принял ребёнка на руки, потом Златка подбежала:
– Гай, дурной, какой же это папа?
– Не папа, - сказал чужой голос. – А чем я на папу не похож?
Златка рассудительно сказала:
– У дяди Марка меч вот такенный! А ты сам большой, а меч маленький.
Воин только рассмеялся в ответ, и Гаяр на его руках рассмеялся тоже.
Я подошла. Незнакомец опустил Гая наземь и приветствовал меня. Незазорно было малышу ошибиться, я сама на миг ошиблась. Многим был он на Визария похож: рослый, костистый, тёмные волосы до плеч. Когда склонился, стало видно лицо. Нет, лицом совсем не походил. Первое, что кидалось в глаза – чёрные брови, почти сросшиеся над переносьем. Да нос крючковатый, как у орла. Глаза весело щурились. Воин был гладко брит, губы тонковаты, отчего рот казался запавшим. А так, что же – видный парень! Один у него недостаток, ну, да он в нём не виноват.
– Доброго вечера тебе, благородная женщина! Извини, если напугал.
Он ничего не знал о долгом ноже под моим вдовьим покрывалом. Я не стала говорить, кивнула только. Сынка за руку взяла. Он воина больше папой не звал, но блестящий доспех манил – всё тянулся посмотреть.
– Ты недавно в этом городе, госпожа, - то ли спросил, то ли подтвердил незнакомец. Сказал по-гречески.
– Откуда знаешь? – спросила я.
– Извини, госпожа, в этом городе я знаю всех, ибо отвечаю за его безопасность. Моё имя Александр. Здешние люди выбрали меня своим стратегом. А кто ты и откуда?
– Пришлые мы, - неохотно молвила я. – Из Империи идём, остановились вот. Не погонят ваши люди?
Он покачал головой, вслушиваясь в мой говор. Потом продолжил:
– Для чего гнать? Едва ли вам было хорошо в Империи, иначе бы не пришли. А в Понтийской Элладе всем врагам Империи рады. Танаису нужны добрые жители. Мало нас, а город восстанавливать надо.
– Мало, - подтвердила я. – Город большой, а людей не видали совсем.
Он усмехнулся:
– Должно быть, вы приехали днём, когда все работали на постройке стены.
– Не все. Корабль ёще у пристани снаряжали.
– Корабль, - Александр кивнул. – Это купец Филомен. Самый смелый человек в городе. И самый глупый. Убеждает архонтов, что для возрождения городу прежде нужна торговля, и только потом стены. Интересно, если стены не удержат разбойников, кто и чем будет здесь торговать?
Я решилась у него спросить:
– Скажи, стратег, что это за город, и что за люди тут живут?
Его улыбка не была неприятной, но иногда она казалась мне самодовольной. Должно потому, что не было в ней знакомой
– Танаис прежде славился мастерами и купцами. Сто лет назад его разрушили готы, ставшие союзниками Империи, и с тех пор он стоял в руинах. Мы – понтийские греки, решили восстановить его. Войны были и будут, а добрый торговый город нужен всем. Вот уже и люди приходят к нам!
Я не стала разделять его радость. Какая разница, может, завтра дальше пойдём. Отвернулась к стене, провела ладонью по выпуклой личине каменного воина:
– Что тут написано?
Он тоже провёл рукой по стене. Красивая была рука, широкая, длиннопалая.
– «Трифон, сын Андромена, посвятил эту башню…»
– Диковинно, - сказала я. – По имени – грек, по обличию – сармат!
– Почему ты так решила, женщина?
Я колупнула ногтем чешую каменного доспеха:
– Сарматские мужи надевают пластинчатые панцири. И бьют с коня тяжёлым копьём, как этот всадник.
– Ты много знаешь о воинах, госпожа! Откуда?
Не стала ему говорить о юных смутных годах, не для чего.
– Муж воином был.
Стратег склонил голову, соболезнуя:
– Разделяю твою скорбь. Ты недавно потеряла его?
Сердце снова дрогнуло, хоть и запретила горю напоминать о себе.
– Откуда знаешь?
Должно, резко прозвучало. Он сказал тише, и склонился к моему лицу:
– Прости, госпожа! Твой сын очень мал, но он ещё помнит отца. Рана твоя свежа, я понимаю.
Умница Златка, ощутив, что мне не по себе, дёрнула за подол:
– Пошли домой, тётя Аяна! Мамка лепёшек даст.
Живя среди людей разных народов, девочка легко разумела самую разную речь. Дома говорила на латыни, на галльском, по-готски помнила. И нашу со Жданкой родную молвь знала с пелёнок. В дороге же начала говорить и на греческом тоже, да едва ли не лучше меня. Я не ведаю, понимала ли она сама, на каком языке говорит, просто выбирала тот, который звучал вокруг неё. И теперь тоже сказала на греческом.
Стратег улыбнулся ей:
– А где мамка даст лепёшек?
– Там, - Златка уверенно махнула рукой туда, где среди руин стоял занятый нами дом. – Там двор. И колодец есть, только вода невкусная. И я там одну штуку нашла!
Она протянула Александру ладошку, на которой лежал мелкий грузик. На грузике были выбиты буквы, такие же, как на кувшинах в подвале. Воин вдруг нахмурился.
– Похоже, вы заняли пустующий дом купца Адраста.
Мне не по нраву пришлась быстрая смена его настроений.
– Там никого нет. Нам нельзя было этого делать?
Он неохотно пожал плечами:
– Отчего же? Хозяин не вернётся потребовать свою собственность. Ты, девочка, можешь спокойно играть с этой штукой. Пока вы в стенах Танаиса, вам ничего не грозит.
Недоговаривал он что-то, ну да я не стала расспрашивать.
*
А всё же большой страх в Танаисе жил, о чём мы узнали только завтра. Разумею, надо было подробно у стратега спросить, может, и обошлось бы.