Меч истины
Шрифт:
– Прости, благородная женщина! Горожане напуганы всякой чепухой, вот и приняли добрых людей за призраки ночи – он оборотился к стратегу. – Видишь, Александр, к чему приводит нагнетание ужаса? Люди сами не свои. Пора прекратить сеять панику и заняться повседневными делами. У нас есть воины, и мы выбрали стратега. Если выбор был неверен, то можно ведь и передумать!
Мой знакомец сжал в нитку губы:
– Я знаю, что ты обо мне думаешь, Филомен. Только это не имеет значения. Не я придумал опасность, я просто призываю к осторожности.
Купец улыбнулся и повёл
– Вот она, ваша опасность, люди! Вы стали жертвами собственного страха. Страх погубил Дидима, и едва не погубил многих невинных. Доколе бояться будем?
– Ты это Леонтиску скажи, - пробормотал стратег. – И ещё Адрасту с его людьми!
*
Слово Филомена, танаисского знакомца Визария, закрыло все досужие рты. Купца в городе крепко слушались, и неспроста. Я так поняла, что танаиты вот уже пару лет редко из города нос казали. Один лишь Филомен рисковал разъезжать между греками и варварами, перевозя товары и новости. Даже в Боспорскую столицу Пантикапей добирался через всю Меотиду.
В тот день он сам проводил нас до дома. Люди, даже те, кто на рынке не был, приветствовали его с почтением. Я всё приглядывалась. Странно сказать, нравился мне здешний люд, даже после того, что у нас с ними произошло. Боятся они все чего-то крепко, но не настолько, чтобы в страхе себя забыть. Филомен же и вовсе рассудка имел на троих. Зрелый муж, старее Марка на добрый десяток лет, однако ничей язык не повернулся бы назвать его старцем. Была спокойная сила и во взгляде серых глаз, и в руках, которые не только весы держать привыкли.
– Скажи мне, Лугий, как случилось, что Визарий погиб? Трудно представить, чтобы такой человек ошибся.
Галл ответил с досадой:
– Если и ошибся, то лишь в одном: дал приют в своём доме мальчишке-христианину, который шпионил на епископа. Христианам не понравилось наше служение, или епископ убоялся влияния, которое Визарий имел на умы. Я не знаю, как понимать таких людей!
Монах Пётр ковылял рядом, и ему было неловко. Вот уже кое время он был с нами своим, и никто не упрекал его, но когда речь заходила о гибели Марка, Пётр низко голову клонил, словно был в чём-то виноват.
И вправду, Филомен после тех слов обернулся и на монаха пристально посмотрел. Что ж калеке платиться за чужой грех? Я решила спросить:
– Скажи, купец, что за ламии, которых боится весь город? И с чего нас с сестрой приняли за них?
– Это глупая история, - с досадой сказал Филомен. – Предрассудок, перемешанный с жутковатым стечением обстоятельств. Жаль, что это коснулось вас, жёны достойных мужей. Не стоит забивать себе голову глупыми сказками.
Я и забыла, что греки женщину почитают пригодной лишь для домашнего хозяйства. Ума же хозяйке и вовсе не положено. Ну да Филомен наших обычаев не знал. Лугий ему объяснил:
– Ты напрасно так говоришь, почтенный. Если тут замешано преступление, то Мечу Истины есть до этого дело. Что до наших жён, то и тут ты ошибся. Благородная Аяна была Девой Артемиды, они сами всё решать привыкли.
Вправду, что ли, так было?
Филомен глянул на нас со Жданкой. Сестра глаз не отвела, её взгляд не всякий выдержать может. Купец неглуп был, понял.
– Дева Артемиды? Неужели их общины ещё существуют? Что ж, тогда вам будут рады в Танаисе. Простите меня за недоверие. Много глупости вокруг. Я устал бороться с ней, особенно когда её множит стратег. Вы и сами едва не стали жертвой этой глупости.
Не ведал он, что Богиня отторгла меня, а насилие лишило Дара амазонок. Вот Жданка, хоть и не служила ей, могла и боль облегчить, и роды принять. Мне же девственная Богиня отдала лишь свою ярость. Насилу совладала с этим подарком – спасибо Визарию, да ещё вот Петру! Теперь я точно знала, что на нём тоже Воля была, хоть у христиан это случается редко. Они избрали себе Бога, который в миру человеком был, и никаких волшебных сил за ним не водилось. Разве доброта, что врачевать ему помогала. Потому и гасли силы иных богов там, где почитали Распятого, уходили наши Боги, прерывалась их связь с людьми. А у Петра была! Словно Христос наделил его единым, что дать мог – исцеляющей добротой.
К тому времени мы до нашего подворья дошли. Филомен как споткнулся:
– Это дом Адраста!
Я об этом уже слыхала, да и Лугий верно сообразил:
– Так что же произошло с Адрастом и его людьми?
Купец помедлил с ответом, входя в низкую калитку, из-за неё тут же донеслось:
– Ой, Уголёк, смотри – ещё дядя!
И на Филомена тут же уставились две детские мордашки. Новые люди малых никогда не пугали. Хоть и надо бы. Когда Лугий купца в дом увёл, за чашей вина беседовать усадил, они всё под руки лезли. Разговор не получался. Только про ламий и рассказал, и то будто бы сказку:
– Ламией, благородная Аяна, звали женщину, которую полюбил сам Зевс. В отместку ревнивая Гера убила детей Ламии. После этого безутешная мать скрылась в пещере, и там превратилась в кровожадное чудовище. По ночам Ламия выходит и пожирает чужих детей. Так рассказывали эллины ещё много веков назад. В Понтийской Элладе берегут веру в наших Богов, а значит, берегут и предрассудки. Повторяют бабьи сказки.
Галл нахмурился:
– Не повторяли бы, кабы не было причин. О причинах рассказать не хочешь?
Златка уже дёргала Лугия за штаны:
– Папа, а ты Ламию найдёшь? И эту, как её, которая детей убила?
– Найду, - пообещал Меч Истины. Едва ли он дочку слыхал, весь в мыслях был.
Странно это. Как если бы Марк пошёл в трактир песни петь!
*
Я не думала, что Богиня Луны смуглая, как я. Но почему-то сразу узнала. Статная девка, чернявая, волосы собраны пучком, на греческий манер. И голая совсем. Я бы со стыда умерла, в ней же бесстыдства не было, ровно так и надо. И тело на диво красивое!