Мечтают ли андроиды об электроовцах?(сборник фантастических романов)
Шрифт:
— О! — воскликнул мужчина. Его темные глаза заблестели.
— И стенной шкаф в викторианском стиле, переделанный в двадцатых годах в бар.
— О…
— И еще, сэр: картина кисти Джина Харлоу, в багетной раме.
Мужчина смотрел на него во все глаза.
— Значит, мы договорились? — проговорил Чилдан.
Он старался не упустить своего счастья и вынул из внутреннего кармана пиджака блокнот и ручку.
— Я запишу ваши имена и телефон, господа.
Когда пара ушла, Чилдан заложил руки за спину и стал глядеть на улицу.
Какая радость! Если бы все дни были похожи на этот.
Нет, это не просто бизнес, это не только удача,
«Все это кончится, — подумал Чилдан, — когда–нибудь. Сама идея национальности. Ни угнетенных, ни правительств — просто люди».
Все же он дрожал от страха, представляя себе, как станет стучаться в их дверь.
Он проверил свои записи. Казоура. Его пригласят к столу, несомненно, предложат чай.
Все ли он сделает, как надо? Как поступать и что говорить в каждом случае? Или же он опозорится, как бестактное животное? Девушку зовут Бетти. «В ее глазах столько понимания, — подумал Чилдан. — Нежный приятный взгляд». Конечно же даже за то малое время, что она была в магазине, от нее не укрылись и его надежды, и его переживания.
Его надежды… У него неожиданно закружилась голова. Какое желание, граничащее с безумием, если не с самоубийством, у него возникло! Но ведь известны случаи связи между японками и янки, хотя в основном между мужчинами–японцами и женщинами–американками.
Здесь же… Он испугался только одной мысли об этом. Да к тому же она замужем.
Чилдан отогнал эти мечты, выкинул из головы назойливые мысли и начал деловито вскрывать утреннюю почту.
Руки у него при этом еще тряслись, и он с удивлением обнаружил это спустя некоторое время. Тут он вспомнил о своем свидании с мистером Тагоми. Дрожь сразу унялась, а волнение сменилось решимостью. «Я должен приехать с чем–нибудь стоящим, — сказал он себе. С чем?
По кусочку восстановить модель «форда» 1929 года, включая матерчатый верх черного цвета. И тогда покровитель обеспечен — подобно «большому шлему» в покере.
Или совершенно новенький почтовый самолет, обнаруженный в сарае на заброшенной ферме в Алабаме. Или еще что–либо подобное. Такое поднимает репутацию не только среди американских любителей антиквариата по всему Тихоокеанскому побережью, но и среди снобов на Родных Островах.
Чтобы взбодриться, Чилдан закурил сигарету, в которую было добавлено немного марихуаны, на ней стояло великолепное клеймо фирмы «Земля улыбок».
***
Френк Фринк лежал на кровати в своей комнате на улице Хейнса, никак не решаясь подняться. Лучи яркого солнца пробивались сквозь штору, на полу была разбросана одежда, валялись и очки. Как бы не наступить на них. Надо как–то попытаться добраться до ванной. Хоть ползком, хоть на карачках. Голова разламывалась, но он не унывал. «Никогда ни о чем не жалей», — решил он. Время? Часы на комоде показывали одиннадцать тридцать. Ну и ну! А он все еще в постели.
«Меня уволят», — подумал он.
Вчера на фабрике он поступил глупо, разглагольствуя перед мистером Уиндемом Матсоном. Френк Фринк представил его: изогнутый сократовский нос, бриллиантовое кольцо, золотые запонки. Словом — могущество, высокое положение. Мысли Фринка беспорядочно завертелись. «Да, теперь не миновать мне черного списка. От мозгов
Да еще придется предстать перед рабочей дисциплинарной комиссией, а так как он не мог никогда разобраться во взаимоотношениях Уиндема Матсона с «пинки» — этим белым марионеточным правительством в Сакраменто, то не в силах был понять и полноты власти своего бывшего хозяина над подлинными правителями, японцами. В РДК заправляют пинки. Он будет стоять перед четырьмя или пятью толстыми белыми лицами. Если же ему не удастся оправдаться, то придется отправиться в одно из импортно–экспортных торговых представительств, управляемых из Токио и имеющих конторы по всей Калифорнии, в Орегоне, Вашингтоне и части Невады, включенной в Тихоокеанские Штаты Америки. Но если ему и там не удастся добиться успеха…
Планы прокручивались в голове, пока Фринк, глядя на старинный плафон на потолке, лежал в кровати. Он мог бы, например, улизнуть в Средне–Западные Штаты. Но они были тесно связаны с ТША, и его наверняка бы выдали. А как насчет Юга?
Все тело Фринка содрогнулось от отвращения. Нет, только не это. Как белый, он мог бы там найти любое место, фактически там, конечно, гораздо лучше, чем в ТША, но он не хотел бы попасть туда.
Хуже всего то, что Юг был жестоко связан экономически, идеологически и еще бог знает как с Рейхом. А Френк Фринк был еврей. Первоначально его звали Френк Финк. Он родился на восточном побережье, в Нью–Йорке, и в 1941 году был призван в Вооруженные Силы Соединенных Штатов Америки, как раз после нападения на Россию. Когда японцы захватили Гавайи, его послали на западное побережье. Там его и застал конец войны. Он оказался на японской стороне линии разграничения. Так он здесь и остался и живет уже пятнадцать лет.
В 1947 году в День Капитуляции он почти что обезумел. Страстно ненавидя японцев, он поклялся отомстить. Френк закопал в подвале на трехметровую глубину свое оружие, предварительно любовно обернув и обильно смазав его, чтобы в целости и сохранности достать его в день, когда начнется восстание.
Однако время — великий целитель. Этого он тогда не учел. И теперь когда он вспоминал об этих надеждах, об этой грандиозной кровавой бане, о резне пинки и их хозяев, у него возникало чувство, будто он, перечитывая пожелтевшие дневники школьника, заново переживает мальчишеские грезы: Френк Харасик Финк собирается становиться палеонтологом и женится на Норме Праут. Норма Праут была первой красавицей класса, и он на самом деле поклялся жениться на ней. Теперь это в далеком прошлом. В первые же месяцы того же 1947 года он встречался и разговаривал, наверное, не меньше чем с несколькими тысячами японцев, а его желание погубить их так никогда и не исполнилось. Теперь же оно стало просто неуместным.
Но хватит. Существовал некий мистер Амуро, который скупил все дома в большом жилом районе в центре Сан–Франциско и который одно время был хозяином дома, где жил Френк.
Это была паршивая овца, прожорливая акула. Никогда не видавшие ремонта, комнаты он делил на крохотные клетушки, взвинчивая при этом квартплату. Во время депрессии начала пятидесятых он надувал нищих к среди них особенно нуждавшихся бывших военнослужащих.
И ведь именно эти торговые представительства отрубили Амуро голову за спекуляции. Теперь это воспринимается как немыслимое нарушение сурового, но справедливого японского гражданского кодекса. Это заслуга неподкупных высших японских представителей, пришедших после падения Военного кабинета.