Мечтают ли андроиды об электроовцах?(сборник фантастических романов)

Дик Филип Киндред

Читать другие строчки не было необходимости: это были постоянные строки. Значит, все: перехода на другую гексаграмму не было.

Тогда следующий вопрос. Собравшись с мыслями, Френк произнес:

— Увижу ли я снова Юлиану?

Это была его жена или, вернее, бывшая жена. Юлиана ушла год тому назад, и он не видел ее несколько месяцев. В сущности, он даже не знал, где она сейчас живет. Наверное, она уехала из Сан–Франциско, возможно, даже из Тихоокеанских Штатов.

Общие друзья или ничего не слышали о ней, или не хотели ему говорить.

Он углубился в манипуляции с черенками.

Сколько раз он спрашивал о Юлиане, задавая то один вопрос, то

другой? Вот и гексаграмма — порождение слепой случайности положения черенков растения — была столь же случайна, но тем не менее казалось связанной тысячью незримых уз с мгновением, в котором Френк находился, в котором его жизнь была сплетена со всеми остальными жизнями и являлась частицей вселенной. Сквозь рисунок переменчивых и неизменных строк всегда находила себе путь неудержимая закономерность, высвечивая положения в целом. Он, Юлиана, фабрика на Гоуч–стрит, торговые представительства, хозяйничающие здесь; исследователи планет и миллиардов химических соединений; тысячи людей, живущих вокруг него в мелких курятниках Сан–Франциско; обезумившие бестии в Берлине, с их хладнокровными лицами и маниакальными планами, — все соединилось в одно мгновение, когда Френк бросил черенки тысячелистника, чтобы получить точный, мудрый ответ, соответствующий этому мгновению. Френк руководствовался книгой, история которой уходит в тринадцатое столетие до нашей эры. Книгой, создаваемой мудрецами Китая пять тысяч лет и отразившей на своих страницах доведенную до совершенства космологию еще до того, как Европа научилась элементарной арифметике.

Сердце его упало. Гексаграмма сорок четыре Лицом к лицу с ней. Ее отрезвляющий приговор: «Девица сильная. Не следует жениться на такой девушке».

Все то же. «Значит, она не для меня, я знал это. Но ведь не об этом я спрашивал оракула! Зачем нужно было напоминать мне? Скверный жребий выпал мне: встретить ее и влюбиться — и любить до сих пор».

Юлиана — самая красивая из женщин, которых он знал. Черные, как смоль, брови и волосы: следы испанской крови были видны даже в цвете руб. Упругая, неслышная походка: она носила туфли с ремешками, оставшиеся еще со старших классов.

Вообще–то вся ее одежда была какая–то поношенная, казалось старой и застиранной. И он и она были сломлены так давно, что, несмотря на свою внешность, она должна была носить бумажный свитер, старый жакет на молнии, коричневую твидовую юбку и коротенькие носки.

Эта одежда уродовала ее, как она сама говорила, делала ее похожей на женщину, играющую в теннис или (даже хуже) собирающую грибы.

Но главное, что прежде всего в ней привлекало, — это эксцентрическое выражение ее лица с многозначительной улыбкой Моны Лизы. Сила ее обаяния была столь велика, что в большинстве случаев, когда Юлиана плавной походкой проходила мимо, с нею здоровались. Эта ее манера, да еще походка, обычное выражение лица, будто она знает какую–то только ей известную тайну, — все это очень досаждало Френку. Но даже перед разрывом, когда они очень часто ссорились, Френк принимал ее как создание, посланное ему богом. Именно вследствие этого — какой–то религиозной интуиции, веры в нее — он никак не мог смириться с тем, что потерял Юлиану. Казалось, что сейчас она где–то совсем рядом, будто он все еще с ней.

Это ощущение никогда не покидало Френка.

Особенно сильным оно было, когда он брал в руки гороскоп. Перед тем как выйти на улицу и начать свой день. Френк Фринк задумался: а спрашивает ли кто–нибудь еще совета у оракула в этом огромном городе? Все ли получают такое же мрачное предсказание, как и он? И являются

ли складывающиеся в этот момент обстоятельства столь же неблагоприятными для них, как и для него?

Глава 2

Мистер Нобусуке Такоми присел, чтобы испросить совета у пророческой пятой книги конфуцианской мудрости, книги, известной еще много столетий назад под названием «Я–Яинг», или «Книга перемен». И все из–за того, что в полдень у него возникли какие–то смутные предчувствия, связанные с мистером Чилданом, встреча с которым должна была состояться через два часа.

Окна нескольких комнат, занимаемых главным представительством на двадцатом этаже в «Ниппон Тайм Билдинг» на Тейлор–стрит, выходили на залив. Через прозрачное стекло огромного, во всю стену окна можно было наблюдать, как суда, скользя под мостом «Золотые Ворота», заходят в бухту. Как раз сейчас, возле острова Алькатрас виднелся сухогруз, по мистер Тагоми не проявил к нему никакого интереса.

Он подошел к окну, отвязал шнур и спустил бамбуковые шторы. В главном, центральном, кабинете стало темнее. Теперь ему не нужно было щуриться от яркого света, и его мысли ожили.

Он решил, что, видимо, не в его силах угодить своему клиенту. С чем бы ни пришел мистер Чилдан, на клиента это все равно не произведет особого впечатления «Придется признать это, — сказал он самому себе. — Но мы, по крайней мере, попробуем не огорчать клиента. Мы можем сделать так, чтобы он не оскорбился безвкусным подарком».

Клиент скоро прилетит в аэропорт Сан–Франциско на новой немецкой скоростной ракете типа «Мессершмитт–ГЕ». Мистеру Тагоми еще ни разу не приходилось летать на таком аппарате. Когда он встретит мистера Бейнеса, он обязан сохранять невозмутимость, какой бы огромной ни оказалась эта ракета.

Надо немного попрактиковаться. Тагоми встал перед зеркалом, которое висело на стене кабинета, придал лицу холодный, слегка скучающий вид и стал внимательно вглядываться в отображение, пытаясь обнаружить на нем следы волнения. «Да, они такие шумные, мистер Бейнес. Совершенно невозможно читать. Но зато весь полет из Стокгольма в Сан–Франциско длится сорок пять минут». Тут бы еще вставить словечко о неполадках в машинах немецкого производства. «Я полагаю, вы слышали сообщение радио о катастрофе над Мадагаскаром. Должен сказать, что то же самое может произойти и со старыми поршневыми самолетами».

Важно избежать разговора о политике, потому что ему ничего не известно о взглядах мистера Бейнеса на спорные проблемы современности. Но такой разговор может возникнуть. Мистер Бейнес, будучи шведом, вероятно, занимает нейтральную позицию. Однако он все–таки предпочел свои авиакомпании. «Один щепетильный вопрос. Мистер Бейнес, говорят, что герр Борман очень сильно болен, что этой осенью на партийном съезде будет избран новый рейхсканцлер. Это слухи? Увы, так много секретности между Тихоокеанией и Рейхом.

Мистер Тагоми достал папку с выдержками из недавней речи мистера Бейнеса, опубликованной в «Нью–Йорк тайме», и стал критически изучать их, низко склонившись из–за неправильной коррекции его контактных линз. В речи говорилось о необходимости еще раз — в девяносто восьмой? — произвести разведку источников воды на Луне. «Мы еще можем разрешить эту надрывающую сердце проблему, — цитировала газета мистера Бейнеса. — Наша ближайшая соседка пока что совершенно бесполезна для нас, если бросить со счетов военные цели». «Стоп, — подумал мистер Тагоми. — Это, кажется, ключ к мистеру Бейнесу. Так мог выразиться только военный».