Мерецков. Мерцающий луч славы
Шрифт:
– Сапёром, мины разоружал. Потом шофёра на штаб ной машине убило, и я заменил его...
– Стрелять из пулемёта умеешь?
– Ещё как умею, - через силу улыбнулся боец.
– Будешь на автомате вторым номером!
– Слушаюсь!
– Надо отвечать «есть»!
– поправил его боцман.
– И про свою матушку-пехоту, хоть она и царица полей, забудь! И про генерала армии забудь! У нас на флоте не генералы, а адмиралы, и один из них - адмирал Кузнецов Николай Герасимович, наш нарком Военно-Морского Флота. А сам-то ты желаешь служить на корабле?
–
– В десятом классе мы ставили спектакль, в нём я играл роль адмирала Фёдора Ушакова.
– Да ты же ценный трофей!
– воскликнул мичман.
– Отныне станешь служить со мной, где я, там будешь и ты! Родом-то откуда?
– Из Ростова.
– А я из Батайска, там совсем рядом. Выходит, земляки мы с тобой. Мой дед в этих краях рубил шашкой беляков в Гражданскую войну. У тебя есть дед?
– Был дед, но его убили в двадцатом году белогвардейцы за то, что лечил красных бойцов и командиров. Ночью убили, прямо дома, и скрылись. Наши чекисты искали убийц, но те, видно, ушли из Новороссийска, когда оттуда бежала деникинская армия на кораблях.
– А ты, вижу, парень грамотный, так что, кроме второго номера, назначаю тебя агитатором. Будешь рассказывать краснофлотцам про разные события в стране и за рубежом. Послушаешь радио и всё расскажешь ребятам...
Поправившись, Игорь Кречет надел морскую форму и посмотрел на себя в зеркало. Всё сидело на нём ладно, красиво. «Теперь и мать родная меня не узнает!
– взгрустнул он.
– Нужно как-нибудь сфотографироваться и послать ей свою карточку».
В кубрик вошёл мичман Сердюк.
– Ну как, подошла тебе морская форма?
– спросил он весело.
– Как будто на меня шили, - улыбнулся Кречет.
– А вот плечо всю ночь ныло.
– Может, там пуля сидит или осколок?
– Вряд ли, тогда бы вся рука опухла.
– Надо показать тебя врачу, - произнёс мичман.
– Вернёмся на базу, и я свожу тебя в лазарет.
– Он сел.
– Игорь, ты сказал, что любишь море?
– Да. После десятилетки я выучился на рулевого и плавал на пароходе «Чапаев». Когда началась война, меня призвали на военную службу. Просился на военный флот, но определили в пехоту.
– И ты сразу попал на фронт?
– Так случилось...
– смутился Игорь, а про себя отметил: «Не буду говорить, что был в штрафном батальоне, ещё уберут с корабля».
– А ты правда спас в бою командарма?
– спросил мичман.
– Если это так, то я обязан доложить своему начальству. Глядишь, медаль тебе дадут, а может, и орден. Но поначалу надо выяснить, кто этот командарм, чтобы он подтвердил твой подвиг.
«Надо отказаться, не то станут наводить справки и всё про штрафной батальон откроется», - смекнул Игорь.
– Я пошутил, товарищ мичман, - несмело улыбнулся он.
– Боялся, что на корабле меня не оставите...
– Логично!
– Мичман встал.
– Тем, как ты тренируешься в автоматном расчёте, я доволен. У тебя неплохо получается. На днях пойдём в ночной поиск, будем обстреливать из орудий
– Тут уж я постараюсь, товарищ мичман!..
Татьяна, получив похоронку на сына, изошла слезами.
В эту ночь она никак не могла уснуть. Дважды вставала, подходила к окну. Во дворе было темным-темно, в небе холодно и зловеще мерцали звёзды. «Ваш сын геройски погиб в бою...» - эти слова из похоронки весь день стучали в её голове, и ей было очень больно: она потеряла единственного сына. А уж как она любила его!
«Закончится война, и я поеду в те края, где погиб мой Игорёк, - грустно подумала она.
– И повезу на его могилу горстку донской земли. А может, удастся и памятник ему поставить, надо только денег собрать...»
Уснула Татьяна на рассвете. Проснулась от стука в дверь: соседка принесла ей письмо. Татьяна торопливо надорвала конверт и, вынув из него листок, стала про себя читать: «Уважаемая Татьяна Игоревна! Прошло девять лет после нашей встречи на Белорусском вокзале в Москве. Я обещал навестить вас в Ростове, однако не смог. Зато судьбе было угодно, чтобы я встретил вашего сына Игоря на фронте. В тот день враг бросил в атаку танки, они прорвали нашу оборону, и я срочно выехал в полк, что бы помочь отбить натиск противника. За рулём сидел ваш сын. Когда нас атаковали, «виллис» загорелся, а мы с Игорем оказались в воронке от взрыва снаряда. Завязался неравный бой. Игорь бутылкой с зажигательной смесью поджёг один танк. Показался второй, и тогда ваш сын сказал, чтобы я уходил в лес, а он прикроет меня своим огнём...
После боя, когда враг был отброшен, стало ясно, что Игорь уничтожил и второй танк, но и сам погиб.
Я горжусь вашим сыном! Это был смелый и отчаянный парень. Пусть земля будет ему пухом!.. Пользуясь правом командарма, я наградил вашего сына орденом Красной Звезды (посмертно) и распорядился, чтобы командир полка, где он служил, переслал вам этот орден. Вы, наверное, скоро его получите. Я понимаю, что сердце матери наградой не успокоить, и всё же... Ваша боль, Татьяна Игоревна, это и моя боль. Вы потеряли сына, а мы - бесстрашного бойца Красной Армии. В бою он прикрыл меня, и до конца своих дней я буду это помнить.
Позвольте пожелать вам, Татьяна Игоревна, всяческого благополучия. Надеюсь, мы с вами ещё встретимся. Искренне ваш - генерал армии Мерецков.
Р. S. Не отыскался ли ваш брат Аркадий? Где он теперь и жив ли? Пишите мне по адресу: Москва, Наркомат обороны, Мерецкову Кириллу Афанасьевичу. 2.10.41 г.».
– Колдуешь у карты?
– спросил Мерецков генерала Крутикова, когда вошёл в штаб. Он был с генералом Дягтерёвым в соседней армии. На переднем крае пока было тихо, лишь местами противник «пощипал» нашу оборону, но на дальнейшие действия не решился.
– Что нового?