Мэвр
Шрифт:
— Защитная реакция. Я до сих пор не знаю, как оно работает, ты же знаешь.
— Знаю, Хэш. Но истории это не меняет.
— Да, не меняет.
Они оба виновны без вины. И теперь, спустя столько лет, прошлое настигает их, заставляет вспомнить не только события, но и былые обиды.
Хэшу рассказывали о том, что происходило с Йонимом после того, как он вернулся. Вывалился из кхалона, скрючившись и едва дыша. Подоспевшие медики ожидали увидеть что угодно, кроме годовалого обитателя мэвра, разумного и очень похожего на человека. Конечно, их разделили:
Просыпаясь, Йоним бился в страшных судорогах и требовал вернуть ему ребёнка, но делал это на языке, которого никто не понимал, похожего на сочетание свистящих и щёлкающих звуков, в котором тяжело было разобрать не то что слова, а язык в принципе. Мальчик же наоборот, будто впал в анабиоз: он почти не двигался, всё время спал или делал вид что спит. Из всего предложенного, он пил только воду, да и то изредка. Так продолжалось около недели, пока, в качестве эксперимента, путешественника и коренного жителя мэвра не попробовали воссоединить. Состояния обоих пришло в норму за пару часов. К тому же, мальчик явно понимал своего названного отца, а Йоним мог переводить то немногое, что рассказывал ему мэврианский туземец.
— Я приношу свои из…
— Не стоит, Хэш, мой мальчик, — останавливает ректор и смотрит на гиганта. — Ты просто хотел жить, как и я. Нам повезло встретить друг друга в тот момент. Что же до сегодняшнего дня…
— Ты можешь меня отпустить.
— Куда?
— В мэвр. Я бы отправился в свою собственную экспедицию, может быть, нашёл бы родных и… наладил контакт. Я вернусь, ты же знаешь.
— Да. Но я не могу тебя отпустить. Мэвр опасен.
— Для людей.
— И для тебя тоже. Теперь — да. Ты слишком долго пробыл среди нас, мы вырастили тебя. Страшно подумать… тридцать лет. То, что оберегало тебя тогда, давно пропало.
— Или нет…
— Хэш, ты знаешь, я не могу тебя отпустить. Не сейчас. Когда кизеримы активизировались пуще прежнего. Нас некому защитить.
— Я обучу новенькую. Юдей.
— Ей всё равно не сравниться с тобой. Никому не сравниться.
Хэш редко проявляет чувства. Многие считают, что это из-за того, что он их не испытывает вовсе, но Йоним знает, что гигант мало кому доверяет, потому предпочитает не высовываться. Филин научился вычислять порывы Хэша по мельчайшим движениям, едва заметным оттенкам голоса.
— Значит ты можешь рисковать моей жизнью тут. Но не хочешь, чтобы я отыскал родных. Боишься, что я останусь с ними.
— Нет.
— Боишься, что предпочту свой народ вашему?
— Хэш, я…
— Понимаю. Можно?
Охотник встаёт, подходит к кротовой норе и тянется к потайной ручке. Йоним хочет его остановить, да только не знает как. Чтобы он сейчас не сказал, это будет звучать жалко. К тому же да, он боится. За Хэша и за себя, за СЛИМ и Хагвул, за всех тех несчастных, вроде Юдей, кто может стать невинной жертвой человеческого любопытства.
— Да, сынок, — тихо шепчет ректор Университета, когда дверь мягко встаёт на место за вышедшим посетителем, так и не дождавшимся ответа.
Глава 6
Кошмар напоминает о себе бьющим в набат сердцем и промокшей насквозь подушкой. Чуть позже Юдей поймёт, что пострадала ещё и простынь, но пока она укрывается ею с головой и медленно осознаёт, где находится. Тусклый свет напоминает о коридоре из сна, резкие свистящие звуки, шорохи и обрывки голосов сливаются в параноидальный полушёпот. Женщина вздрагивает, когда открывается дверь.
Первым в проёме появляется столик на резиновых колёсиках. Его катит перед собой медсестра. Маска доброжелательности застыла на её лице, но приглядевшись, легко прочесть за ней и тревогу, и сомнение. Юдей не видит ничего, хотя во все глаза смотрит на вошедшую женщину.
— Что случилось? — спрашивает медсестра. Подходит ближе. Сквозь пелену собственных забот она наконец-то замечает, что пациентка ведёт себя странно.
— Я… — Юдей чувствует слабость в руках и ногах, голова кружится, хотя она лежит. — Мне… не хорошо.
— Я позову доктора.
— Не надо.
— Дайте-ка я… ох, нужно перестелить!
Юдей не писалась в детстве, но слышала истории о сверстниках, с которыми это случалось регулярно.
«Я что, обоссалась?» — думает она и ей становится смешно. Взрослая женщина не справилась с мочевым пузырём. Впрочем, судя по ощущениям, сил в организме не много, даже головой тяжело шевелить, так что утрата некоторых функций вполне оправдана, ради экономии энергии.
«К тому же, мокрая кровать — не самое страшное, что может произойти», — спокойно подмечает Юдей.
— Дайте… воды… — просит она. Медсестра наполняет стакан из кувшина и подаёт пациентке. Юдей тянется за ним правой рукой, предплечье вспыхивает, будто в нём разжигают маленькую жаровню. Приходится брать стакан левой. Она осушает его в три больших глотка.
Тем временем медсестра успевает выйти и вернуться со стопкой чистого белья.
— Я всё сделаю, не волнуйтесь.
— Спасибо.
Руки и ноги Юдей трясутся. Она постоянно чувствует слабую раздражающую вибрацию во всех мышцах. Опираясь на левый локоть, женщина кое-как поворачивается, спускает ноги с кровати, но дальше дело не идёт. Она не уверена, что сможет стоять, даже если её будет кто-нибудь поддерживать.
— Вставайте.
— Я пытаюсь, — раздражённо бросает Юдей и прикладывает остаток сил, чтобы принять вертикальное положение. Её пошатывает. Медсестра протягивает руку и Юдей не столько опирается, сколько падает на неё. Пять шагов до стула превращаются в изматывающий переход.
— Что… что со мной? — спрашивает она. Стул слегка покачивается под ней и эта особенность щекочет мозг возможностью рухнуть на пол.
«Глупости», — обрывает поток мыслей Юдей, но спустя пару секунд вновь возвращается к ним.