Между нами. На преодоление
Шрифт:
Стелла кривит ухоженное личико. Пару раз подруга, выпучивая глаза, пытается незаметно намекнуть мне, что вдвоем было лучше… но я игнорирую эти жесты.
Когда она уходит в туалет, Рада торопливо интересуется:
— Кажется, я ей совсем не по душе. Может, зря я помешала вам? Неудобно как-то.
Отмахиваюсь, мол, ничего подобного. И молчу о том, что она спасла меня от заунывной участи жилетки — по второму, третьему, четвертому кругу. Может, я плохая подруга и обесцениваю переживания Стеллы, но с каждым разом в её претензиях к жизни я нахожу всё меньше и меньше обоснованности, и разочаровываюсь, приходя к выводу,
— Почему ты здесь одна? — задаю насущный вопрос. — Без подруг, парня?
— Единственная близкая подруга давно укатила в Бостон, а найти ей замену невозможно. Я живу тут рядом, захотелось немного активности в пятничный вечер, а то дома тоскливо. Не ожидала встретить знакомых в этом караоке. Ну, а парня нет. Ты же знаешь, как в последнее время мужчин отпугивал Богодухов, — виртуозно играет бровями, изображая Александра.
— Ты всё-таки не хочешь дать ему шанс?
— Не-а, не хочу быть игрушкой, Адель. Я же не дурочка, чтобы верить в светлое будущее рядом с таким человеком.
— Но ты даже не говорила с ним.
— А надо ли? Разве с такими имеет смысл говорить? — замолкает, взглянув на вернувшуюся Стеллу. — Знаешь, всё же пойду. Не хочу мешать вам. Было очень приятно, спасибо за компанию! Отличного вечера.
— Всего хорошего, — скупо бросает подруга, фальшиво улыбаясь. А потом бурчит, когда остаемся вдвоем: — Давно пора. Прицепилась, блин, пиявка… Ты зачем её пригласила, вообще?!
Я очень стараюсь сохранять спокойствие и не показывать, как расстроена уходом Рады.
Тревожный звоночек — общество Стеллы становится для меня крайне обременительным. Я моментально ощущаю на себе всю усталость, скопившуюся за сутки, и единственное навязчивое желание — поехать домой.
Быть угодной и удобной — это всегда в ущерб собственной личности. А я так и живу, черт возьми… всю свою жизнь!
И даже сейчас не делаю то, чего хочу, а терпеливо выслушиваю очередной рассказ о «тупых мамашах» из школы, просрочивающих внос денег в бюджет класса…
Час ночи. Такси у подъезда. Выхожу на подгибающихся ногах. Головная боль долбит по вискам, от неё тошнит, ведет из стороны в сторону. Жду лифт не шевелясь и с прикрытыми веками. А когда дзиньканье оповещает, что кабина прибыла, складывается впечатление, что этим звуком только что с меня сняли скальп.
Я истощена, выжата до донышка, даже немного зла на себя.
Поэтому равнодушно оцениваю отражение в зеркале, как-то небрежно отмечая, что колоссально отличаюсь от того, что было утром в этом же зеркале. Красное платье поистине волшебное. Давно пылится в шкафу, я не рисковала его носить, считая слишком эффектным для себя. Фасон выгодно подчеркивает талию, вытягивает силуэт, стройнит. Полы идут внахлест полукружьями, посередине — ткани чуть меньше, обзор на ноги такой удачный, что обманчиво удлиняет их. Мой тип фигуры — ярко выраженная груша, и сейчас она бесподобно аппетитна.
Но мне так плевать…
Цепляюсь за бежевый пиджак, чтобы унять легкую дрожь в пальцах. Распущенные волосы-пружинки кажутся неподъемным
Что-то я окончательно раскисла.
Кое-как дохожу до квартиры и достаю ключи. Не успеваю донести до скважины, когда соседняя дверь отворяется.
Замираю. Медленно поворачиваю голову. Ловлю ошалело-оценивающий взгляд. Он несколько раз скользит по мне туда-сюда, пока наши глаза не встречаются.
— Привет… — хмурится Мирон.
— Привет.
Правила приличия предполагают беседу о том, как прошел день, но оба молчим. Мы уже выяснили опытным путем, что правила приличия — это не про нас.
Мужчина смотрит на мои ноги, я — на дорожную сумку в его руках. Как женщина — даже в таком плачевном состоянии чувствую крохотный всплеск удовольствия от произведенного эффекта. Как уставшая кобыла с притязанием на адекватность — заторможенно моргаю, гадая, можно ли уже отвернуться и отпереть свое жилище?..
— Слушай, извини меня за ночной взлом… — выдает глухо и слегка смущенно, чем изрядно удивляет. — Всё в порядке. Бывает. — Сильно испугалась? — серые глаза сверлят учтивостью. — Нет, я же говорю, всё в порядке… — бросаю грубее, чем следовало бы, вспомнив о брюнетке с первого этажа, потому что этот хам в той же футболке, что и тогда… Фотографичная память — ещё один мой бич.
Мне не нравится, как застывает маской его лицо, а глаза суживаются, поймав посыл — государь в немилости у барышни.
Да, сосед, в этом трио «ты, я, моя злость» ты и есть третий лишний. Целее будешь, поверь.
— Спокойной ночи, — делаю два оборота и толкаю железное полотно.
— Спокойной, — летит с заминкой.
Запираюсь и бесконтрольно приникаю к глазку, наблюдая, как Мирон подходит к лифту, неся свою авоську.
Он оборачивается и смотрит на мою дверь.
Щеки обжигает стыдом, как если бы мужчина видел, что я подглядываю за ним… Будто знает, что я стою и караулю, пусть и сквозь преграду.
Перед тем как войти в кабинку, сосед вдруг странно усмехается, вздернув бровь. Себе на уме. Через секунду этаж пустеет. И я обмякаю, только сейчас осознав, что была натянута струной…
М-да. Аделина, чем ты занята, позволь спросить? Минуту назад слыла умирающим лебедем, а сейчас?
Засыпая, ругаю себя пуще прежнего, вспоминая… …мужчину с холодными глазами и горячей кожей.
17. Бывшие — это вид изощренных пыток
Не узнать бывшего мужа — это хорошая или плохая примета?
Ничто. Ничто не предвещает беды. Как чаще и происходит, это случается внезапно.
Бабье лето подходит к концу, заметно холодает, погода напоминает, что вообще-то на улице осень...
Я смело игнорирую все намеки на дождь и облачаюсь в белое платье-рубашку ниже колен и с длинными рукавами. Обуваю легкие бежевые сникерсы, беру сумку кросс-боди в тон и еду в торговый центр.
Через несколько дней у Стеллы день рождения, нужно купить подарок. Вспоминая, что она отчебучивала неделю назад в караоке-баре, я склоняюсь к оригинальной идее приобрести для нее набор коллекционного успокаивающего чая. Если такой набор бывает коллекционным. Из ромашки, мяты, жасмина, собранных на каких-нибудь эко-плантациях в Тибете или ещё лучше — в садах Тадж-Махала. Дорого-богато-лухари.