Милицейская сага
Шрифт:
– Считай, нашли мы виновного. Мороз, кстати, и нашел. Так-то... Короче, чтоб через два часа пересек границу области. Не скажу, что очень тебе симпатизирую. Но и - за "болвана" в преферансе быть не желаю... Чего заулыбался?
– Так, дежа вю. Вспомнил, что точно так же два года назад меня Мороз твой выпускал, - Меденников поднялся. Низенький, стремительно полнеющий, едва достающий Тальвинскому до плеча, он, не без труда дотянувшись, покровительственно приобнял его за шею.
– Сколько я тебе должен, подполковник? Давай только без дураков и без балды. Выкладывай
– Что-то меня сегодня целый день покупают!
– Тальвинский, переменившись лицом, обхватил маленького предпринимателя за обвисшие бока, приподнял, будто прикидывая, переломить или швырнуть о дверь. Осторожненько поставил на место, демонстративно отодвинулся.
Всю эту рисковую процедуру Меденников, надо отдать ему должное, перенес стоически и даже, оторванный от пола, пребывал в этой неуютной позе с некоторым достоинством. Разве что слегка побледнев.
– Тогда извини, - он оправил сбившуюся рубаху.
– Но если что, знай, я твой должник. Просто - знай!
На выходе из отдела Меденников столкнулся с Морозом.
– Виталий!
– остановил он его.
– Я в курсе. И, словом, - если только хоть что-то! Ты мне только - и все дела порешаем. Понял, нет?
– Как не понять?
– Мороз с милой улыбочкой отвел его в сторону.
– А теперь послушай ты. Если только хоть где-то, хоть как-то, хоть малейшая зацепка появится, - порву, как Тузик грелку! Понял, да? Пшел вон!
19.
События развивались стремительно. Уже на другой день следователя Препанова вызвали к руководству УВД.
– Хотят, наверное, прежде чем передать дело в прокуратуру, "почистить" его, - негодовал Чекин.
– Чистильщики! И без того перепачкались по самое некуда. Эту сволочь Галкина не чистить надо. А напротив, прилюдно! ..
– он смутился, как всегда в тех редких случаях, когда ловил себя на патетике.
– Даже обвинение предъявить не дали.
– Остынь, Александрыч, - попытался успокоить его Тальвинский.
– Что ты пылишь? Мы свое дело сделали. Невиновного выпустили. Между прочим, и по Хане твоему договорились. Хотя - видит Бог - в последний раз за него вступаюсь.
– Галкина бы побыстрей выгнать. В отделе прямо буза. Разговоры нехорошие. Ты, кстати, представление в кадры на увольнение отправил?
– Пока нет, - суше, чем необходимо, ответил Андрей, с раздражением почувствовав на себе испытующий взгляд.
Чекин поднялся:
– Смотри, Андрей Иванович, затянем, как бы боком потом не вышло.
И накаркал-таки. Через два дня на отдел обрушилось новое ЧП.
С обеда Вадим Ханя забежал по обыкновению выпить кружечку-другую пивка. День был жаркий, да и нелегкий, - сегодня он пообещал Чекину закончить в суд сразу два уголовных дела. Когда вернулся в кабинет, то Препанов, как обычно, вовсю трудился. Напротив него, спиной к двери, неподвижно сидела сгорбившаяся женщина.
Отношения между следователями за это время потеплели. Ханя даже начал ловить себя на том,
– Ну что, братан?
– частенько спрашивал он теперь по утрам, требовательно заглядывая в лицо соседа.
– Только честно: победим преступность? Без дураков - веришь?
– Верю!
– убежденно отвечал Препанов, взволнованно поднимаясь.
– И верю в вас, Вадим Викторович! Убежден, вы не безнадежны, и мы истинно подружимся. Может быть, даже семьями.
Растроганный Ханя отводил глаза: холостой Вадим любил дружить семьями.
...- Вот здесь распишитесь, пожалуйста, - благожелательный, как всегда, Препанов, с легким беспокойством глянув на вошедшего, вставил в закостеневшие женские пальцы авторучку, аккуратненько сжал их, чтоб не выронила, и потыкал в галочку на бланке.
Вадик поначалу не обратил на нее внимания - ничего интересного, да и голова вплюснута в плечи, будто к позвоночнику прикручена. Разве позволительно женщине так себя запускать? Но когда прошел к своему месту и с обычной неохотой придвинул машинку, скосился по привычке на втянутые щеки, остекленевшие глаза...Даже не вспомнил, нет. Догадался!
– Здравствуйте. Выписали, значит, из больницы?
– он вскочил, с обычной бесцеремонностью игнорируя негодующий Препановский взгляд, склонился над женщиной, пытаясь найти в себе какие-то утешительные слова и теряясь, - та была далеко, недоступная для утешений, неспособная расслышать банальные сочувственные фразы.
– Ну, ничего, ничего, всё пройдет, - пробормотал Вадим.
– Хорошо хоть сама цела. Мы вас ненадолго побеспокоили. Бюрократические формальности: признать потерпевшей, опять же гражданский иск. Дочку, понятно, не вернешь. Но все-таки деньги. А потом следователь машину до дома найдет. Так, Препанов?
Он еще бросал ненужные слова, которые отскакивали от нее, как дождь от оцинкованной крыши, когда наметанный глаз, скользнувший по лежащему на столе постановлению, обострился.
Препанов попытался тихонько потянуть бланк к себе. Но Ханя, даже не обратив внимания на слабую попытку, выдернул его, поднес текст к глазам, недоуменно глянул на насупившегося следователя и прочитал:
" Обвиняется гражданка Незналова Лариса Геннадьевна, 1957 года рождения".
– Чего это?!
– Вадим очумело мотнул головой, проклиная подействовавшее, очевидно, пиво, и продолжил чтение уже вслух, надеясь, что звуки собственного голоса приведут его в чувство:
– "В том, что она второго августа 1991 года, в двадцать два часа сорок минут, на шоссе, управляя велосипедом в темное время суток без осветительных огней и габаритов, не справилась с управлением, так что велосипед внезапно выехал на середину дороги, вследствие чего следовавший сзади на автомашине ВАЗ - 2103 гражданин Галкин Александр Игнатьевич совершил наезд. Технической возможности предотвратить наезд гр-н Галкин не имел".
На перекошенном лице Хани шатуном завращались желваки. Бледнеющий Препанов медленно, вдоль стены приподнялся: