Милицейская сага

Данилюк Семён псевдонимом

семейной жизни.

Ближе к обеду происходила смена пажеского караула: догляд за не вылезающей из воды Марюськой переходил к Андрею и Альбине. Мороз же с новой знакомой спешил занять оставленный ими плацдарм.

– Тетя Аля! А мы с Виташкой еще одну бабу сняли, - отчитывалась каждый вечер Марюська.

– Шалопай ты все-таки, Виталий, - сокрушалась Альбина.
– Обманывать девушек. Да еще на самом святом.

– Положим, обмануть можно лишь тех, кто хочет обмануться, - безмятежно отбивался утомленный Мороз.
– И потом на самом деле я выполняю важнейшую геополитическую задачу.

– Какую?!
–

иногда Морозу удавалось поразить даже впавшего в апатию Тальвинского.
– Геополитика-то тут причем?

– Оченно даже причем. В стране демографический кризис: катастрофически падает рождаемость. А я пробуждаю в женщинах самое ценное - материнские инстинкты.

– Что называется, весельчак, - прокомментировала Альбина из любимого Марк Твена.

Отдых на турбазах достаточно размерен. Пляж. Игры. Столовая. После ужина всей компанией шли они "на доски" - полуразваленную танцверанду. Там, впрочем, обстановка часто оказывалась не столь безмятежной. То и дело появлялись группки из соседнего поселка, - как правило, на приличном подпитии. Как-то раз на мотоциклах подтянулась ватага аж человек десять - пятнадцать. Вид их был агрессивен, сверх обыкновенного.

Один из приехавших, крупный патлатый парень, заприметив отошедшую от Андрея Альбину, без приглашения крепко ухватил ее за руку и поволок на танцплощадку. Когда же та, возмущенная, попыталась упереться, попросту и без затей " выписал" ей увесистую затрещину. Находившиеся поблизости мужчины индифферентно отвели глаза. Но женщины подняли крик, привлекший всеобщее внимание. И, прежде всего, - подбежавшего Тальвинского, который, не тратя времени на объяснения, будто кием по шару, врезал по ухмыляющейся физиономии. Тут же - только того и ожидали - Андрея окружили шесть человек, принявшихся с сопением и выкриками избивать его. Рослый и сильный, Тальвинский отбивался как мог, пытаясь вырваться из кольца и, главное, не свалиться от сыпавшихся со всех сторон беспорядочных ударов. Он уже слабел, когда круг внезапно разорвался, и прямо перед собой он увидел перекошенную от ярости Виташину физиономию. Что-то определив, Мороз успокоился и отодвинул Тальвинского спиной.

– Объяви, что мы из милиции, - прохрипел Андрей, с тревогой увидевший, что из глубины бора к площадке бегут еще несколько парней в кожанках.

– Много чести, - огрызнулся Мороз и, подмигнув помертвевшей в стороне Марюсе, плотоядно потер руки:

– Ну что, голуби мира, вижу, желаете поворковать?

Раскиданные первым его натиском, пришельцы опомнились и, подбадривая друг друга, бросились вперед. Обойдя Мороза, встал рядом и слегка отдышавшийся Андрей. Жестокая драка вспыхнула заново.

Андрей старался как мог. Но, если бы не Виталий, долго бы он не выдержал. Грозный и недостижимый для противника, тот успевал всюду: уклонялся, наносил удары и - не забывал страховать слабеюшего друга. При этом лицо переливающегося ртутью Мороза было столь полно яростным восторгом, что Андрею, хоть и некстати, припомнилась строка об упоении в бою. И в какой раз подумалось: " Не в свой век угораздило родиться лихого гусара". Выкрик Виталия вернул его в чувство:

– Спиной к стене и - ни шагу!.. Прими левого, остальные мои!

То ли от опьянения, то ли от сознания своего численного превосходства, но нападавшие не отступались, хоть число их катастрофически сокращалось.

Стремясь сломить противника психологически, Мороз, оставив на минутку Андрея, метнулся в гущу добивать самого крепкого и настырного из всех, - золотое правило любого боя: вырубить лидера. Оставшемуся без поддержки Тальвинскому стало совсем тяжело. Уже и тело не успевало реагировать. И руки - не били, а отталкивали. Он медленно погружался в пелену, когда откуда-то сбоку, издалека, расслышал отчаянный вопль Виталия: "Анри, н-о-ож!".

В последнем усилии вскинул он голову и увидел, как всего-то в метре ме-едленно, казалось, наползает направленная прямо в кадык заточка - в руке патлатого. Не оставалось ни времени, ни сил уклониться. Он лишь успел представить себя лежащим посреди грязного помоста с продырявленным горлом и - почему-то милицейскую сводку с постыдным сообщением о смерти подполковника милиции в пьяной драке, ленивые пересуды приятелей.

Мелькнувшая тень, сильный толчок, грохот помоста. Андрей тряхнул головой, - он был жив. А метрах в двух на полу в обнимку с неподвижным патлатым подергивался странно неловкий, с подвернутой ногой Мороз. С криком отчаяния к нему неслась вырвавшаяся от Альбины Марюська. Вопили женщины, разбегались разом отрезвевшие поселковые. Но не все. Пятеро из них или лежали, или ползали по помосту, - Мороз потрудился на славу.

Откуда-то возникли захлопотавшие возле тела мужчины. Побежали к телефону.

Опустошенный, задыхающийся Андрей опустился, где стоял, - на оркестровой площадке, не сводя глаз с суеты возле лежащих тел.

– Андрюшенька, что?!
– его принялась трясти подбежавшая Альбина. Проследила за направлением взгляда.
– Все хорошо, успокойся! Жив! Нашелся врач. Удар скользящий. Просто сильно ударился головой. Сейчас перебинтуют и перенесем в номер.

Морозу и впрямь повезло - прыжок оказался столь резок, что нож лишь скользнул по ребрам. И теперь, затянутый в бинты, он с удовольствием принимал соболезнования от хорошеньких женщин и поглаживал головку Марюси. Не в силах успокоиться, та подрагивала, устроившись подле.

Через полтора часа приехала опергруппа Пригородного райотдела во главе с замначальника, приятелем Тальвинского.

– Кучно отстрелялись, - оценил тот, пока подручные собирали необходимые объяснения.
– Этого, с заточкой, в реанимацию увезли, остальных с переломами. Между прочим, все как один - под наркотой.

– Слышал я о тебе, - с усмешкой, за которой плохо скрывалось восхищение, подошел он к Морозу.
– Вижу - не преувеличивали. Одного не пойму: как это ты при твоей реакции позволил этому ошпаренному ножичком себя достать?

– Рук не хватило, - скромно признал Мороз.

И тогда Тальвинский окончательно понял механику происшедшего: не имея времени отвести от него удар, Мороз просто в полете подставил грудь.

Боясь, что другие увидят навернувшиеся слезы, он стремительно вышел на воздух.

В звездном, бархатом нависшем над Волгой небе почудилась ему какая-то скрытая угроза. Нервы стали ни к черту.

22.

Через два дня по турбазе мгновенно распространился слух, что в стране происходит что-то неладное: на экранах телевизоров вместо сверстанной сетки передач затанцевали маленькие лебеди, - испытанный символ грядущих мрачных перемен.