Милицейская сага
Шрифт:
– Да в доме.
– Вот и собирайся. С нами поедешь.
– Так вроде не закончил, - мастер сообразил, что происходит нечто необычное и даже опасное. А потому, больше не возражая, боком протиснулся мимо Галкина, бесполезно ловя его взгляд.
– И дверь за собой прикрой!..
– напомнил Мороз.
– Спасибо... Стыдно, знаешь, своего и - при посторонних. Разборки эти наши внутренние, верно?.. Ну, что к земле прирос, убивец? Ласты склеились? Бутерброды-то отложи. Пригодятся еще на передачу. Галкин, заметив легкое подергивание у глаза заместителя начальника розыска -
– Виташа!.. Ты не думай.
– А я ничего лишнего и не думаю. И даже слегка не очень сержусь, - тихо, отчего Галкину сделалось еще страшней, успокоил его Мороз.
– Я тебе просто буду ласковые вопросы задавать, а ты - аккуратненько отвечать. И все у нас тогда будет чинно-благородно. Куда велосипед выкинул, паскуда?!
– Я?!.. Да ты что?.. Покажу! Тут недалеко, в речке.
– Так! Хорошо. Вижу, меж нас уже и любовь утверждается. Тогда тест номер два. Почему с места аварии сбежал?..Громче. Не слышу.
– Испугался.
17.
...
– Как там этот лихой наездник? Не срет еще под себя со страха?
– Муслин возник в кабинете, как всегда, без предупреждения. Мимоходом всунул ладонь Тальвинскому, напористо прошелся по кабинету.
– - Растереть бы паскуду, чтоб следа на земле не осталось.
– С чего бы это заместитель начальника УВД по кадрам начал выражаться, как перепивший опер?
– не отказал себе в удовольствии подколоть Тальвинский.
– Вроде не княжеское это дело. Тем более - чего уж теперь-то?
– Извини - сорвался. Как говорится, ничто человеческое не чуждо. Да и трудно, знаешь, удержаться. Ребенка трехлетнего в лаваш превратил и - изгаляется! Выродок!
– Мертвого ребенка.
– Мертвого ли, живого. Но - он про то не знал. Наехал и сбежал, как последняя мразь! Прощать, что ли?! Чего отмалчиваешься?
– А что тут говорить, когда "темнота" зависает? Эмоции твои, конечно, разделяю. Но - нравится он нам или не нравится, а привлекать его теперь не за что. То, что случайно проехал по трупу, уголовно не наказуемо.
– То есть что значит?.. Ты, Андрей, тоже не заговаривайся. Когда он задавил, знал он, что это труп?
– Нет, конечно.
– Во! И когда деру с места аварии дал, тоже не знал. Значит, субъективная сторона преступления в форме умысла на оставление в опасности, считай, налицо. Как полагаешь?
Расстроенный происходящим, Андрей едва удержался от резкого ответа , - за прошедшие годы Муслин так и не удосужился овладеть уголовным кодексом.
– Нет здесь преступления, дорогой мой Валерий Никанорович. О чем бы он там ни думал, но убил не он. Так что об идее твоей придется забыть. Другое худо! Мы с этим Меденниковым два дня потеряли. Теперь попробуй найди настоящего преступника.
– А может, не потеряли?
– Муслин прошелся по кабинету, подергал, поплотнее прикрывая, дверь.
– Ты ему насчет результатов вскрытия, надеюсь, не проговорился?
– Пока нет.
– Вот это умно. Сажать его надо, Андрей Иванович.
– Да я не против. Покажи, за что.
– Так за это самое дорожное, - Муслин
– То, что он сволочь, - это как дважды два?
– Приятного мало.
– Вон как в морду нам с тобой смеется. А приди такой к власти, как думаешь, забудет? То-то что. И нет тут пути назад. Или мы его теперь раздавим, или - через год-другой - он нас. А преступник он очевидный. На него оперативного компромата - гора! Просто - плохо работаем. Не умеем хозяйственные преступления грамотно доказывать. Вот и ходят холеные, уверовавшие в свою безнаказанность. Над нами глумятся, людей наших давят.
– К чему клонишь?
– Сажай его, и вся недолга! Я ведь с тобой сегодня, считай, как со своим говорю. Маргарита Ильинична за тебя горой встала. Так что не сегодня-завтра взлетишь!
– Муслин значительно сделал жест пальцем, который почему-то показывал не вверх, а на окно, за которым вдалеке можно было различить здание УВД, - Олимп областного масштаба.
– В соседних кабинетах будем общие вопросы порешать. Правым плечом станешь. И я этому рад. Потому и обозначаю прямо: сидеть этому толстосуму не пересидеть.
– Не крути. Что ты, наконец, предлагаешь?
– Да посадить за наезд и - все дела! Сам говоришь: искать нового преступника - себе дороже. Не найдешь. Только волну поднимешь.
– Ты что, до сих пор не въехал, Валерий Никанорович? По заключению эксперта...
– Норов-то поуйми. Что за манера начальство глупей себя держать?..Ты заключение это получил?!.. То-то. Вот когда получишь, тогда и будешь рассуждать. - Хочешь сказать, что Каткова переменила мнение?
– А вот это не твоего уровня забота. Я вообще скажу - умничает Каткова много. Возомнила... Это ж надо ухитриться такое углядеть: под следом, мол, еще след. Договоримся и - передадут нормальному эксперту. И все следы куда надо наложатся. Нельзя только, чтоб разговоры пошли. Из твоих кто еще в курсе?
– Мороз, конечно. Я его с утра опять по раскрытию погнал.
– Отзови. Черт знает, куда его вынесет. Да и говнист больно.
Присмотрелся к Тальвинскому, определяя, насколько тот пропитался услышанным. И, главное, правильно ли пропитался.
Андрей погасил папиросу, прокашлялся:
– Положим, загоним Меденникова в суд. Прокурор подмахнет. А что будет, если завтра обнаружится велосипед или толковый адвокат потребует эксгумации и повторной экспертизы?.. Кто ответит?
– Глупый вопрос, - удивился Муслин.
– Ты, конечно. На то ты и руководитель, чтоб отвечать за решения. Только так скажу: если всплывет, грош тебе, стало быть, цена. Да не журись ты, Андрей! Мы-то с тобой.
"Вы-то, конечно. Мощная поддержка".
– Главное, областные власти за тебя, - угадал его мысли Муслин. Тяжело пригляделся. - И потом - отрапортовано уже. За нас обоих отрапортовал... Да чего ты потух? Он же весь обложен. Даешь отмашку, и я организую нужное заключение. А Мороза своего поприжмешь. Так что?
– Темное это дело.
– Так наше руководящее дело - оно изначально темное, - обрадовался Муслин.
– Без изворотливости нельзя. И то, что не торопишься согласиться, одобряю.