Милицейская сага

Данилюк Семён псевдонимом

– Там... Ты, знаешь, давай присядем, а? Дослушаем только, и я... Ну, минутка.

– Вот еще. Меня что, пригласили на радиопередачу?
– прижавшись к нему бедром, женщина слегка поворошила волосы. Откликаясь на этот призыв, Мороз провел рукой по внутренней, прохладной поверхности бедра. Отчего тело ее, давно не знавшее мужской ласки, задвигалось. Провел еще раз. Еще, мгновенно наполнившись желанием.

Но в этот момент какой-то другой оратор в приемнике стал призывать москвичей выходить на улицы и собираться у здания

Верховного Совета РСФСР, чтобы встать на защиту демократии.

– Я понял! Теперь я знаю!
– вскричал, вскидывая вверх глаза, Виталий.

– Надеюсь, - женщина ошарашенно смотрела вниз, на свою ногу, по которой пальцы Мороза, оказывается, сами собой принялись нетерпеливо выстукивать "Красного барабанщика".

Виталий вскочил, отбросив табурет; обхватил испуганную гостью за талию:

– Ты должна понять! Это очень важно. Ты дай мне адрес. Я после... Ну, прости!

Не в силах более терять времени, отстранив ее, метнулся к сумке.

От неслыханного оскорбления губы женщины задрожали. Она тяжело задышала:

– Всяких видела. Даже на "голубого" как-то попала. Но чтоб мне с мужиком по радио изменили!.. Дебил!

Грохот двери возвестил окончание неслучившегося пляжного романчика.

Такого прокола в богатой биографии Виталия Мороза прежде не случалось.

– Боюсь, и впрямь теряю ориентацию, - сокрушенно согласился он. Но - не слишком впрочем расстроился. Теперь он точно знал, что надо делать.

24.

Андрей, откинувшись, покачивался все на том же стуле в ленкомнате и, прикрыв глаза, слушал всполошные выкрики из коридора: вот уж четыре часа в отделе бушевала инспекция по личному составу УВД. Час назад к ней присоединился найденный среди ночи Муслин.

Проинформированные Чесноковым, сотрудники инспекции опоздали на какие-то полчаса. Но - все-таки опоздали - заветная телеграмма уже была отправлена с центрального телеграфа. Ход - сильный, рисковый - был сделан. И теперь оставалось ждать ответного хода судьбы.

Поэтому с некоторой отстраненностью и даже благодушием Тальвинский выслушал грубую брань, что обрушили на него не привыкшие сдерживаться инспектора. И даже на угрозу сорвать погоны отреагировал разве что мягкой, устремленной внутрь себя улыбкой.

Пожалуй, улыбка и подействовала. Растерянно переглянувшись, "особисты" оставили на время Тальвинского и отправились терзать по кабинетам других подписантов.

Тальвинский остался один на один с Муслиным.

– О случившемся доложено в обком, - голос заместителя начальника УВД был неспешен и словно затерт.
– Знаете, какая команда дана генералу, а от него мне?.. Арестовать вас. Прокуратура хоть сейчас готова возбудить уголовное дело.

– Что ж теперь? Арестовывай, раз приказали, - безмятежно разрешил Андрей.

– Вот даже как? В самом деле - не боитесь?
– в отличие от всполошных "особистов" Муслин в разговоре продвигался

вкрадчиво - сапером по минному полю.

– Отбоялся, Валера. Когда-то, а надо мужиком становиться. Чтоб не было после, знаешь, мучительно больно.

– Так то после. И тоже не факт. А это-то прямо теперь. Хотя, конечно, позиция, - Муслин скосился на дверь, подсел вплотную.
– Что-то знаешь?

– То же, что и все.

– Не темни, не чужие, - как-то ненароком развернулся он на "ты".
– Все знают только, что Ельцин пока на свободе, и что Верховный Совет РСФСР призвал к неповиновению ГКЧП.

– В самом деле?
– Андрей нешуточно оживился.
– Выходит, все знают больше меня.

– Рискованную игру затеяли, Андрей Иванович, - не до конца все-таки поверил Муслин. Заслышав быстрые шаги, живо отодвинулся, - в Ленкомнату зашел инспектор с пачкой исписанных листов..

– Вот, - торжествующе выложил он перед Муслиным.
– Пятнадцать подписантов.

– И что?

– Обижаете, товарищ полковник. В отказ пошли, конечно. На попятный. Говорят, - он склонился к Тальвинскому, - подписали под нажимом начальства. Так-то, Тальвинский! Полностью ты обложался. Моя б воля - прямо здесь погоны сорвал и - в кутузку!

Андрей нахмурился. - Что остальные?
– пресек стычку Муслин.

– Разбежались по норам. Вроде как и не было. Ничего - каждого персонально доставим и - спросим!

– Есть кто не покаялся?

– Марешко, - в голосе инспектора проступило досадливое удивление.

– Кто?!
– не поверил Муслин. Вскинулся и пораженный Андрей.

– Уперся вдруг, старый хрен, - странная осечка была досадна, - хоть и один, а брачок.
– Видать, из ума перед пенсией выжил. Ну, так пусть теперь без нее и доживает. Это еще если повезет на свободе остаться.

Последнее явно предназначалось для ушей Тальвинского.

– Так что, Тальвинский, будем перед товарищами разоружаться или - так непокаявшимся и загнать в ИВС, а? Эх, врезать бы тебе!

И тут же инстинктивно отскочил назад, заметив, что потемневший лицом подполковник сделал движение подняться.

– Вы свободны, - небрежным кивком Муслин отпустил рьяного службиста, одернул изящнейший мундир. Тот самый, в котором начинал службу. Муслин был аккуратен: вместе с ладным хозяином мундир ухитрился дослужиться от капитанских до полковничьих погон.

– Ну что ж, Андрей Иванович. От руководства районом вы, само собой, отстраняетесь. Езжайте домой. Впредь до принятия окончательного решения прошу вас из города не уезжать. Находиться на связи и ждать команды. В отделе не появляться. Вот так!

Он придержал Андрея за локоток. Тальвинский почувствовал резкий запах дорогого одеколона и - скознячок шепота:

– Это максимум, что сегодня для тебя могу.

Андрей даже не успел отреагировать, а Муслин скользящей своей походкой уже устремился к выходу.