Моя драгоценная гнома

Лакомка Ната

— Очень жаль, ваше высочество, но мы не интересуемся делами гномов.

— И правда, очень жаль, — сказал Багобер проникновенно, глядя на девушек таким взглядом, что Белладонна порозовела щеками, а Розалинда побледнела. — Я мечтал, что закажу ему еще пару работ, чтобы подарить вашим дочерям, леди Гортензия. Ведь те розы, что я дарил им при первой встрече, так украсили их. Мне кажется, что именно ваши дочери — самые красивые девушки в королевстве. А как вы думаете, госпожа Эрмель?

Я понятия не имела, на что рассчитывал принц, затевая этот разговор, и понятия

не имела, что Дагобер желает услышать в ответ.

— Юные леди, несомненно, очень красивы, — произнесла я, тщательно подбирая слова. — Но природная красота — неошлифованный драгоценный камень. Лучше всего она видна именно в оправе. Мы увидим настоящее сияние красоты только когда девушки будут в нарядных платьях, украшенные шедеврами ювелира.

— Ах, как тонко сказано! — восхитился принц.

Но маркграфине мои слова пришлись не по душе, и она сказала, обращаясь к Дагоберу:

— На самом деле, это удивительно, что вы, ваше высочество, считаете, что у гномов достаточно утонченный вкус, чтобы судить о красоте. Прекрасными советчиками в этом вопросе, на мой взгляд, могли бы быть ваши дядюшка и тетушка…

Дагобер улыбнулся так лучезарно, что Белладонна и Розалинда задышали быстро и прерывисто.

— О, во всем, что касается красоты, я доверяюсь только госпоже Эрмель, — сказал он, глядя на меня преувеличено-нежно. — И не отговаривайте меня, я уже решил!

— Как я смею отговаривать ваше высо… — начала бормотать леди Гортензия.

За коридоре послышался шум, потом топот, а потом кто-то изумленно крикнул: «Здесь?!».

— Что там такое? — недовольно окликнула слуг маркграфиня.

А я, воспользовавшись тем, что эльфийки обернулись к двери, схватила Дагобера за руку и сбивчиво зашептала:

— Это они!.. Работа моего…

— Я знаю, — прошептал он в ответ и сделал мне знак молчать, ободряюще улыбнувшись.

В это время дверь распахнулась, и на пороге появился незнакомый мне эльф — очень похожий на Дагобера, хотя и не такой красивый. Золотистые волосы были забраны в хвост, а надо лбом виднелась серебристая прядь. Одет эльф был в темно-зеленый камзол, и сначала показался мне кривобоким — словно одно плечо было выше другого, но когда он стремительно направился к нам, я увидела, что на левом плече сидит огромная жаба.

— Милорд Асгобер! — взвизгнула леди Гортензия, бросаясь к нему навстречу. — Принц вернулся!

Но эльф даже не посмотрел на нее.

— Дагобер! — он раскинул руки, бросаясь обниматься. — Ты нас с тетушкой чуть в могилу не свел!

— Дядя!

Они хлопали друг друга по плечам и спине, дядя трогательно упрекал племянника в безрассудстве, а у Дагобера было такое счастливое лицо, что я почувствовала себя лишней. Белладонна и Розалинда смотрели на эту сцену с одинаковым умилением, а их достопочтенная матушка даже прослезилась.

Только нелепая бородавчатая жаба взирала на все с молчаливым равнодушием, закатывая белесые глазки и раздуваясь, как гриб-дождевик после ливня.

— Рад тебя видеть, Жабыч! — приветствовал его Дагобер, пощекотав между глаз, а потом обратился к маркграфине Гортензии: — Вы не будете

возражать, если мы с дядей поговорим наедине? Мы столько не виделись, столько пережили и нам столько надо обсудить…

— Конечно, конечно! — засуетилась она, хватая дочерей за талии и выпроваживая вон. — Пойдемте, госпожа Эрмель, — позвала она и меня, — пусть его высочество и его светлость насладятся встречей без посторонних!

— Она останется, — немедленно заявил Дагобер.

— О, простите, — леди Гортензия поклонилась и поспешила уйти, а я осталась посреди комнаты, в то время как эльфийский герцог рассматривал меня, как будто только сейчас заметив.

— Госпожа Эрмель? — спросил он вежливо, обращаясь к племяннику. — Я, признаться, думал, это кто-то из слуг маркграфини. Еще удивился — с чего бы это уважаемой женщине привечать гномов?

Кровь бросилась мне в лицо, но я промолчала.

— Все не так, дядя, — сказал Дагобер, предлагая ему сесть в кресло и пододвигая поближе другое. — Надо пошептаться, а Эрмэль останется. Это мой маленький дружок, мы много пережили вместе. Я бы пропал, если бы наши пути не пересеклись.

— Вот как? — дядя посмотрел на меня цепко, оценивающе, а потом взгляд его смягчился. — Что ж, друзья принца — мои друзья. Наверное, я еще узнаю о ваших подвигах, госпожа Эрмэль?

Я опять залилась краской, но на этот раз по другой причине.

— Верная служба заслуживает награды, — похвалил меня герцог. — Так что случилось с тобой, племянник?

С четверть часа они шептались, сблизив головы — Дагобер рассказывал дяде о наших похождениях (очень кратко, надо сказать, ни словом не упомянув о заклятье), а тот слушал, все плотнее сжимая губы.

— Они ведьмы, — закончил Дагобер рассказ, — именно они захватили отца Эрмель и удерживают его. Черная магия, дядя — это не шутки!

Я стояла рядом, не осмеливаясь присесть, и на сердце было тяжело, и стало вдруг очень страшно. Потому что одно дело — думать что-то у себя в голове, и совсем другое — услышать это, как факт.

Дядя не перебивал Дагобера, и лицо его становилось все более жестким. Странно было видеть такую суровость, исказившую прекрасные эльфийские черты.

— Ты уверен, что они — колдуньи? — спросил он, когда Дагобер замолчал. — Может, это они наняли убийц? И может, ложные слухи о тебе — это тоже из рук дело? Мы не успели ничего предпринять, как вдруг листовки о твоем помешательстве и покушении на меня были выброшены по всем городам королевства. Это невозможно сделать стороннему, тут виден план, подготовка и… немалые средства.

— Не думаю, что это они, — Дагобер покачал головой, промедлив пару секунд. — Дочки маркграфини пищат, как хотят меня окрутить. Я им нужен живым, а не мертвым. Убийцы — это другое. А то, что девчонки — ведьмы, я уверен. Они сразу показались мне странными. Не знаю насчет матери, но то, что сестры балуются чернокнижием — несомненно.

— Бабушка леди Гортензии однажды обвинялась в применении колдовства, — сказал задумчиво герцог Асгобер, — но тогда не было доказательств.

— Их и сейчас нет, — проворчал Дагобер.