Муля, не нервируй…

Фонд А.

— Ой, Бром-то у них ещё ничего, а вот собака ихняя, пекинес, вот он гад такой, что ужас. И сердитый, главное, такой.

— Небось Натрий его зовут или Литий? — хохотнул я.

— Да нет, Тетрагидроксипиран, — по слогам с недовольным видом выговорила старушка, — я месяц имя учила, и то всё время путаюсь.

— А как же они его подзывают? — удивился я.

— Да Пушок он. И все его так во дворе зовут, когда профессор не слышит. А ты к своим? — понятливо усмехнулась старушка, поглаживая мурчащего бандита. — С отцом помириться-таки

решил? А я же тебе тогда говорила, что зря ты обидел его. Он человек хороший, положительный.

— Да, я подумал и понял, что нельзя с таким человеком ссориться, — сказал я, усиленно думая, как бы спросит у неё, в какой квартире живёт Мулин отчим. Надо было сформулировать вопрос так, чтоб не вызвать подозрения у проницательной старушки. Они же тут как шпионы — всё знают, ничего мимо не пропустят.

— А пойдём-ка я тебя проведу, — хитро усмехнулась старушка, — а ты давай расскажи, как и где ты живешь, где работаешь? Я слышала, ты в конторе какой-то?

— В Комитете по искусствам работаю, — ответил я, пропуская старушку чуть вперёд, вроде как из вежливости, но на самом деле я просто тупо не знал, куда надо идти.

Мы прошли по широкой лестнице наверх, на второй этаж, и остановились перед шикарной дверью. Рядом была табличка, тоже латунная. Я вчитался:

'В ЭТОЙ КВАРТИРЕ ПРОЖИВАЛ ПРОФЕССОР ШУШИН ПЁТР ЯКОВЛЕВИЧ, АКАДЕМИК,

СВЕТИЛО ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ХИМИИ'.

Получается, Мулин дед.

— Ты что, уже женился? — требовательно уцепилась за мою руку старушка и немножко подёргала даже, чтобы не отвлекался на всякие таблички.

Ну раз она меня провела и аж на второй этаж со мной поднялась, значит, с моей стороны будет справедливо ответить ей на пару вопросов. И я сказал:

— Нет, мама ещё ищет невесту.

— И это правильно! — обрадованно закивала старушка и сразу тоже включилась, — вон у генерала Зайцева дочка, Ирочка, хорошая такая девочка, на скрипочке так играет…

Я хотел ответить, но старушка перебила сама себя и продолжила перечислять:

— А у Георгия Альбертовича племянница недавно из Харькова приехала, в педагогический поступать будет.

— Так она, может, и некрасивая? — поддел я старушку, чтобы поддержать разговор, ну и от озорства немного.

— Ну, и что, что некрасивая, — рассердилась старушка, — зато Георгий Альбертович — генерал, так что это очень хороший вариант.

Я покивал согласно. Мол, да, действительно вариант хороший и племянница целого генерала вполне себе может позволить быть некрасивой.

Старушка начала дальше перечислять варианты. Меня это всё откровенно забавляло, но она относилась к вопросу очень серьёзно. Поэтому я слушал и не перебивал.

Не знаю, как долго бы продолжались экзекуция сватовства (старушка оказалась свахой въедливой), но тут дверь открылась и на пороге появилась женщина. И была она таких статей, что невольно появлялись ассоциации со сказочными великаншами. Увидев меня, женщина вскрикнула:

— Муленька! — и

бросилась меня обнимать, так, что рёбра мои затрещали.

Старушка, у которой выдернули жертву прямо из-под носа, рассердилась:

— Ты, Дуська, место своё знай! Где это видано, чтобы прислуга так себя вела! Учишь, учишь, а деревенские привычки остаются!

— Ну что вы, Клавдия Никитишна, — смутилась Дуся и, наконец, отпустила меня.

Пока я пытался отдышаться, женщины устроили небольшую разборку. Когда они всё выяснили, Дуся сказала:

— Пошли, Муля! Там уже все заждались.

Любопытная Клавдия Никитишна аж подпрыгнула от такого интереса, но Дуся злорадно закрыла дверь прямо перед самым её носом.

Меня провели через роскошный коридор в гостиную. Пол в квартире был из наборного дубового паркета и блестел так, что я в нём отражался почти полностью. На стенах были дорогие обои, а хрустальная люстра в гостиной была размером с небольшой трактор.

Из боковой двери вышел человек, лет сорока пяти примерно, в домашнем костюме и белой рубашке. При виде меня он остановился и сдержанно кивнул:

— Иммануил.

— Добрый вечер! — также сдержанно ответил я. Я, конечно, подозревал, что это и есть отчим Мули, но кто его знает. Может, это какой-то троюродный брат и я сейчас опозорюсь, если назову не того человека по имени.

Обстановку разрядила Наденька, которая заглянула в гостиную и озарила её своим сиянием:

— Мулечка! — лучезарно заворковала она, — а мы тебя ждём, ждём… Пошли!

Она махнула рукой куда-то за собой и тут же воскликнула:

— Модест, а ты почему не тот пиджак надел? Я же тебе синий подготовила!

Таки это и есть Модест Фёдорович, отчим моего реципиента.

Ну и хорошо, теперь я зато всех знаю.

Мы гуськом прошли вслед за Мулиной маменькой и оказались в большой столовой. Помещение было выдержано в нежных пастельных цветах, начиная от обоев, заканчивая атласными шторами. Посредине стоял большой овальный стол, накрытый белоснежной скатертью.

— Прошу всех к столу! — щебетала Наденька.

Меня усадили напротив Модеста Фёдоровича, по правую руку от которого сидела Мулина мама. Я внутренне хмыкнул — она хоть и ушла от него к любовнику, но, по сути, продолжала играть роль хозяйки, и Мулин отчим вполне это принимал.

Какие высокие отношения, однако.

Сначала все смущались и молчали.

— Муля, как ты работаешь в Комитете? — разрядила обстановку Наденька, — тебе нравится?

— Да по-всякому бывает, мама, — дипломатично ответил я, пока Дуся ловко поставила передо мной тарелку пахучих щей из свежей капусты, — Любая работа бывает иногда тяжелой, иногда лёгкой. А у вас тут как дела?

И добавил:

— Давно меня не было. Соскучился.

Наденька аж прослезилась от переизбытка чувств. Модест Фёдорович ел молча и только пристально посматривал на меня. Чую, разговор с ним у нас предстоит серьёзный.