Муля, не нервируй…
Шрифт:
Судя по выражению лица Модеста Фёдоровича, мой посыл ему понравился, но вот в Мулину «звезду» он явно не верил, поэтому я торопливо добавил, — чтобы не быть голословным, предлагаю перевести мой замысел в практическую плоскость.
Глядя на удивление на лице Модеста Фёдоровича, пояснил:
— Предлагаю взять небольшой отрезок времени. Скажем, два года. И по истечению этого срока давай посмотрим. Если я добьюсь чего-то такого, за что ты будешь мною гордиться — я продолжу гнуть свою линию. Если же у меня ничего не получится, мы вернёмся к твоему плану, и я обещаю больше
Модест Фёдорович немного подумал, задумчиво пуская клубы дыма, а потом кивнул.
Договор высоких сторон был заключён.
На прощанье, когда я уже уходил, мы крепко пожали друг другу руки.
Было почти за полночь. Я битый час ворочался на неудобной перине туда-сюда. Всё никак не мог уснуть. Поэтому, плюнув на безуспешные попытки, встал, оделся и вышел на кухню покурить (плохая привычка начала опять цепляться, в прошлой жизни я от неё еле-еле избавился, не хотелось бы и тут свой организм травить). Но я был настолько раздёрган, что нужно было разобраться и хорошенько обдумать всё это.
Вот и потянуло закурить. Тем более со стороны кухни несло сигаретами. Крепкие. Очевидно или Фаина Георгиевна опять курит, или Герасим. У них и стрельну сигаретку.
Я вышел на кухню и обалдел — там, у форточки в одном исподних кальсонах, стоял и курил довольный, словно объевшийся сметаны кот, ухмыляющийся… Печкин.
Глава 15
— Доброй ночи, Пётр Кузьмич, — улыбнувшись, сказал я, — сигареткой не угостите?
— Отчего же не угостить, — и себе усмехнулся Печкин и протянул мне пачку. Он аж лоснился от удовольствия. И я невольно заулыбался в ответ.
Я взял сигарету и прикурил (надо завязывать, будем считать, что это последний раз и всё, тем более причина такая весомая).
— А вы, я смотрю, с Варварой помирились? — с намёком задал вопрос я.
— А мы и не ссорились, — меланхолично выпустил дымовое кольцо Печкин.
— А как же… тогда…? — я невольно дотронулся до своего глаза, демонстрируя место, где был фингал у Печкина (к слову, фингал ещё до конца не сошел, так что если присмотреться, то видно было небольшую желтизну).
— Варвара Карповна — женщина строгих правил, — философски молвил Печкин и невозмутимо прикурил себе новую сигаретку от окурка, — ей нужно было преодолеть душевные сомнения…
Он выпустил дым и твёрдо посмотрел на меня.
— Ничего себе «строгие правила», — покачал головой я, но дальше комментировать не стал.
— Она сама уже сожалеет, но ведь бабы сперва делают, потом думают. Такой уж их бабий народ, — развёл руками Печкин.
— Так вы теперь вместе? — уточнил я.
— Вроде как, — степенно кивнул он, — но вопрос о том, в чью комнату съезжаться, пока окончательно не решен. У меня комната-то побольше будет. Но у Варвары Карповны поближе к театру. Да и трамвайная остановка совсем рядышком. А вообще, мне ещё два года дослужить осталось. А потом, может, переедем в Костромскую область. У меня там вдовая сестра живёт, у неё свой дом. Родители-то померли, а их дом так и стоит пустой. Её дети разъехались.
Он размечтался, пока на кухню не заглянула Ложкина. На голове у неё были папильотки в два ряда под сеточкой.
— Петюньчик, пошли уже! — защебетала она, но увидев меня, смутилась и покраснела, однако сказала. — Здрасьти, товарищ Муля.
Я поздоровался в ответ и сказал ей:
— Пётр Кузьмич — очень хороший артист. В театре его директор хвалит. Говорит, самородок и талант.
Ложкина разулыбалась, а Печкин приосанился.
Когда голубки ушли. Я мстительно улыбнулся: ну всё, Фаина Георгиевна, теперь уж от моей «стратегии успеха» не отвертишься!
Я в красках представил, как добьюсь для неё главных ролей в лучших фильмах. Вот погодите! Мы ещё на Голливуд выйдем и поставим их на место!
Я так размечтался, что не заметил, как почти полчаса пролетело. Хорошо, что ходики были со звоном и когда бамкнуло, я очнулся и заторопился обратно в комнату. Скоро вставать, на работу.
Впереди меня ждут великие дела!
Но нормально поспать мне не дали.
Где-то примерно часа через два раздался шум, гам, крики. Что-то упало, кто-то заматерился.
Я выскочил в одних кальсонах в коридор, спросонья не понимая, что происходит.
А там шли полноценные боевые действия: дрались Зайка, Софрон и Муза. Дрались рьяно, с ожесточением. Так, что совершенно невозможно было понять, кто кого побеждает. Кроме того, было не понятны расклады: то ли Зайка с Софроном выгоняют Музу, то ли она их.
В коридоре уже собрались зрители: Полина Харитоновна, Жасминов и Герасим. Они тоже активно вносили свою лепту в общий хаос, но пока только советами.
— Тихо! — рявкнул я, — ребёнка разбудите!
Драчуны завозились, но стали пинаться менее интенсивно.
— Что здесь происходит? — дверь раскрылась и оттуда выглянула заспанная Белла в папильотках и накинутом наспех халате (да она ещё и рукой в рукав не попала, так что там перекосилось всё). — Вы опять?
Я не успел ничего сказать, потому что Софрон пнул Музу и заорал пьяным злым голосом:
— Да идите вы все… — куда идите он тоже сказал, но я повторять не буду.
— Герасим, сходи за участковым! — сказал я (так как среди нас полностью одет был только он, кроме того, я не знал, где тут находится участковый).
Испуганная Муза, всхлипывая и сбиваясь на плач попросила:
— Н-не надо. П-пожалуйста!
— Как это не надо?! — возмутилась Белла, — он опять пришел пьяным, устроил драку, матерится! Три часа ночи! Почему я должна это всё слушать в три часа ночи?!
— Ну, так не слушай! — закричала Зайка, а Белла крикнула ей в ответ, — а ты вообще пошла вон отсюда! Ты здесь не приписана!
— Так это она меня приписать не хочет, карга старая, — Зайка, некрасиво вытягивая шею, ткнула пальцем в Музу и чуть глаз ей не выбила.