Муж есть муж
Шрифт:
– Это сила эротизма, - сказал Жан.
Мой мозг, озаренный Шатонефом, пересек вопрос:
– До какого?…
– До какого чего?
– До какого возраста, ты думаешь, можно заниматься любовью?
Жан глубоко задумался, прежде чем ответить:
– Посмотри, очень, очень одаренные личности… до двадцати пяти… двадцати шести лет, может быть.
Я заржала от радости:
Ты думаешь, мы доживем до такой старости?
– Постучим по дереву!
– сказал он. И обратился к патрону: Еще бутылку Шатонеф!
–
– (Патрон был растерян) - Полбутылки, вы хотели сказать?
– Не знаю никаких полбутылки!
– Жан был великолепен.
– Поставьте нам Шато-Фортия 1973
– Но это уже третья, месье!
– Я знаю: моя жена пьет как сапожник!
Это наверное, правда, потому что все остальное теряется в изысканом тумане. Боже мой, если бы я была папой, я думаю, что часто надевала бы тиару задом наперед!
Я знаю, что мы танцевали на террассе перед фиговым деревом, Жан кусал мне ухо, говорил мне ужасные вещи, и только патрон и персонал еще смотрели на нас ошеломленным взглядом, который вызывал у меня бешеный смех. Был чудестный десерт. Но что? Невозможно вспомнить. Я вспоминаю только фразу патрона, когда мы уходили:
– Смотрите на желтую линию ( линия на дороге, разделяет встречные полосы)
В машине, возвращаясь на шоссе, я сказала Жану:
– Ты обращаешь внимание на желтую линию?
– Спрашиваешь! Но я не помню, где мы должны ехать, справа или слева от нее. Я еду прямо по ней!
Я обвилась вокруг него и скользнула рукой под его рубашку. Они все были правы: у него нет живота! Я издала легкий вздох.
– Что-то не так?
О! Нет! Все было хорошо! И даже очень хорошо!
– Как глупо, что он отдал свою последнюю комнату! Но я буду спешить! Закрой глаза, дорогая, и ты проснешься уже в своей постели.
– В ТВОЕЙ постели, - уточнила я.
Мы приехали.
– Я оставлю машину достаточно далеко от дома, чтобы не перебудить всех, - сообщил мне Жан приглушенным голосом.
Ночь была свежая, отрезвляющая, чистая. Луна стекала на крыши служб, аромат травы плыл в воздухе. Я споткнулась на камне и очутилась в обьятиях Жана.
Он одарил меня сокрушительным поцелуем. Коллекционным просто. Моя шаль соскользнула с плеч. Я перевела дыхание.
– Я потеряла шаль…
– Оставь, ты скоро потеряешь много других вещей, - сказал Жан, расстегивая мой пояс.
– Ты будешь раздевать меня прямо в саду?
– Я не осмелюсь!
– протянул он, отправляя пояс на крышу бывшего курятника.
Расстегнутая юбка соскользнула к ногам.
– О!
Мой корсаж треснул. У меня должно быть был вид пастушки, насилуемой солдафоном. Давно уже я не переживала таких очаровательных моментов. Подобрав юбку одной рукой, сжимая сумку другой, я бегом бросилась к дому, достаточно легкая и быстрая, несмотря на высокие каблуки. Мгновение удивленный моей живостью,
– Цыц!
– сказал он тихо, открывая ее.
Все было темно и тихо. Он закрыл ее за нами с теми же предосторожностями.
Я больше не видела его. Наощупь он нашел меня и поднял на руки, как молодую жену. Моя сумка упала, и я услышала, как множество маленьких предметов покатилось по полу.
Жан атаковал лестничный пролет.
– Не слишком тяжело?
– Не занимайся…
– Если дети…
– Дети согласны! Они подписали мне бумагу. Ты хочешь посмотреть?
В свою очередь, я поцеловала его и почувствовала, как он покачнулся между двух ступенек. Я думала, что мы сейчас разобьемся на лестничной клетке, и, пожалуй, это будет достаточно красивая смерть, но он сделал глубокий вдох и закончил подьем шагом охотника.
Мы вошли в комнату. Он положил меня на кровать. Зачем зажигать свет? Я слышала, как на пол скользят вещи, я уже благодарила Господа и почувствовала его благословение: вес мужчины на груди. Но в храме моего блаженства неожиданно зажегся красный огонек, и начал вибрировать сигнал тревоги. Происходило что-то ненормальное, и я испуганно пробормотала:
– В постели кто-то есть!
– Не бойся, - прошептал Жан, - это я!
– Нет, - сказала я, - есть кто-то другой…
Он все же встревожился.
– Ты уверена?
– прошептал он.
– Уверена!
– Ты не пьяна немножко?
– Да! Но все-таки, кто-то есть!
Да. Кто-то был.
Игнасио.
– Ку-ку!
– весело сказал ужасный ребенок.
– Я тебе покажу “куку”!
– покраснел Жан.
– И, во-первых, что ты здесь делаешь?
– Я боюсь, - спокойно сказал он.
– Боишься? Боишься чего?
– У меня в комнате большой мерзкий лис.
Я почуствовала, что сейчас свихнусь. Последний лис Фонкода был убит моим прадедом в 1872!
– Что это за комедия? Ты сейчас же пойдешь ляжешь спать!
– Нет, - сказал он ласково, - хочу спать с Икой и папой!
Жан скрипнул зубами у меня за спиной:
– Я сейчас взорвусь!
Это было совсем не вовремя.
Я собрала свое мужество и попыталась быть нежной:
– Я провожу тебя в твою комнату, а, мой милый? Ты согласен?
– Нет, - сказал он весело и воспользовался моим оцепенением, чтобы проскользнуть между Жаном и мной.
Да этого не может быть!
Мы разделены маленьким дрыгающимся существом, который потчует нас ударами ног и сосет большой палец.
– Да этого не может быть!
– повторяет Жан и вдруг в ярости хватает Игнасио за руку:
– Что? Не хочешь идти в свою комнату? Ну хорошо, тогда я потащу тебя! Живо в кровать! Бегом! …АААХ!